Если мы ограничимся немецким кругом и будем двигаться от сочинений, современных событиям, к трудам, возникшим позднее, то в первую очередь следует указать на епископа из дома Бабенбергов, бывшего по матери сводным братом Конрада III и, следовательно, дядей Барбароссы — на Оттона Фрейзингенского[30] и на его «Деяния Фридриха» («Gesta Friderici»). Уже в своем первом историческом произведении, «Хронике», он проявил себя подлинным мастером в изображении широких исторических взаимосвязей. Находясь со Штауфеном в особо доверительных отношениях благодаря своему родству с ним, Оттон получил в 1157 году официальное поручение составить «Деяния» государя. Труд Оттона, продолженный после его смерти в 1158 году его секретарем Рагевином до 1160 года (а в приложении доведенный вплоть до конца 1160-х годов), является главным памятником раннештауфеновской историографии, на который так или иначе опираются все позднейшие описания. В «Деяниях», составленных Оттоном по желанию его племянника-императора, отразились разнообразные аспекты многогранной личности автора. Будучи цистерцианцем, теснейшим образом связанным с религиозными идеалами и духовным миром своей эпохи, он был при этом имперским епископом, умевшим очень вдохновенно и убедительно представлять интересы своей церкви. Связи Оттона при дворе не выходили за пределы обычного, но благодаря его прежней историографической деятельности именно ему в глазах государя было предназначено составление исторического описания монарших деяний.
Если «близость ко двору» можно расценивать как особое специфическое свойство составленных Оттоном «Деяний»,[31] то существует также целый ряд других созданных его современниками произведений, имеющих явный «придворный» отпечаток, значение которых не меньше, но рассматривать которые следует несколько иначе. Они — и это также справедливо в отношении огромного числа анналов — содержат сообщения о фактах общеимперского масштаба только в тех случаях, когда речь идет о «великих» событиях (выборы короля, коронация императора, подчинение Милана, заключение в Венеции мира с Александром III и т. д.), или если имперская власть непосредственно вторгается в преимущественно описываемое ими пространство, или когда стоящая в центре повествования личность вступает в контакт с государем (участие в общеимперских походах, придворных съездах и т. п.). В качестве примера подобного вида источников можно привести «Славянскую хронику» Гельмольда из Босова и ее продолжение, написанное Арнольдом Любекским. Как будто в результате следования определенной модели подобная схема присутствует и в анналах пражского каноника Винцента, который, благодаря неизменному участию богемцев в ранних итальянских походах Барбароссы 1158–1166/67 годов, неоднократно становился очевидцем событий, в связи с чем, вероятно, сообщает о них из первых рук.
Не только «придворность», но и большая временная удаленность от описываемых событий является характерной чертой некоторых сочинений конца XII — начала XIII веков, которые тем не менее способствуют — при критической оценке их известий — расширению наших познаний. В особенности это относится к «Деяниям» («Gesta») графов Геннегау, авторства Гислеберта Монсского, а также к хроникам Оттона Санкт-Блазинского и Бурхарда Урсбергского[32]. Некоторыми особо ценными сведениями мы обязаны именно им. При этом произведение настоятеля Урсберга отличается широким использованием более ранних исторических сочинений: в основе его лежит не только названная хроника Санкт-Блазинской обители, присутствуют извлечения и из итальянских хроник.
С только что упомянутыми источниками, которые нередко следует отнести к литературно преувеличенным изложениям событий, соседствует такой в высшей степени характерный для средневековой историографии тип произведения, как «анналы»[33]. К ним постоянно приходится обращаться при биографических исследованиях. В противоположность хроникам и «Деяниям» мы не встречаем здесь связного описания, напротив, как правило, речь идет о кратких и четких единичных сообщениях, для исторической оценки которых важную роль играют такие уже отмеченные прежде моменты, как уровень и значение сообщаемой информации. И здесь, как правило, удостаиваются записи только «крупные» события имперской истории. В иных случаях они повествуют о происходящем в их узком мире, то есть «Регенсбургские анналы» сообщают о событиях баварских или регенсбургских, «Магдебургские анналы» — о саксонских или магдебургских, и т. д.
30
О его значении как историографа см.:
31
К вопросу об оспариваемой нами «придворности» см.:
32
О нем см. новейшее исследование:
33
В подавляющем большинстве изданы в серии