Наступил разрыв отношений, хотя стороны согласились сохранять перемирие. Без армии Фридрих чувствовал себя очень неуверенно. Поэтому он решил установить контакт с Александром III, даже не посоветовавшись со своим папой. Тем не менее не похоже, чтобы он действительно намеревался примириться с церковью и признать законность избрания Александра III и всех его дальнейших действий: ему этого не позволяла клятва, которую он торжественно произнес в Вюрцбурге, а также вопрос о германских раскольниках — епископах и клириках (посвященных в сан сторонниками антипапы), которых он не мог не поддерживать без ущерба для своего монаршего авторитета. То есть он постарался выяснить, какова истинная позиция папы — может быть, в надежде на какую-нибудь уступку, — но главное он маневрировал, чтобы заставить ломбардцев поволноваться.
Он любезно пригласил к себе в Павию для бесед трех очень влиятельных кардиналов, в том числе Хубальда, кардинала-епископа Остии. Александр III отпустил их, порекомендовав им сохранять твердость, но двум из них поручил предварительно встретиться с ректорами лиги. Они приняли у себя в Лоди двух прелатов, те проинформировали их о причинах провала переговоров в Монтебелло и об очень жесткой антиалександровской позиции императора и получили заверения, что папа не будет ни обсуждать, ни заключать никакого сепаратного мира. Это помешало переговорам в Павии дать какие-либо конкретные результаты.
Тем не менее, первая встреча оказалась очень сердечной. Фридрих был неожиданно чрезвычайно любезен и без малейших возражений выслушал кардиналов, заклинавших его признать Александра III. Но как только речь зашла о насущных вопросах, возникли трудности, так как легаты заявили, что нужно договариваться также и с ломбардцами и что папство не примет никакого соглашения без их участия. Разочарованный и даже раздраженный император согласился все же продолжить бесполезный разговор, чтобы не брать на себя одного всю полноту ответственности за разрыв. Но с этого момента он понял, что придется возвращаться к войне и вновь начинать ткать на том же непослушном его воле станке все ту же бесконечную нить. Он предоставил архиепископам Майнцскому и Кельнскому, а также протонотариусу Веттину продолжать дискуссии с прелатами Александра III и представителями лиги. От его имени эти доверенные лица потребовали (насколько можно понять из неясно составленного документа), чтобы только император решал вопросы о правомочности рукоположений и инвеститур, произведенных в немецкой церкви с 1159 года, а это было в принципе неприемлемо, ибо означало, что мирянин имеет право судить о делах чисто церковных. В отношении ломбардцев требования императора, точное содержание которых неизвестно, были еще суровее, чем в Монтебелло, в частности, в вопросе об Алессандрии. Поэтому кардиналы приняли на себя ответственность о прекращении переговоров; они покинули Павию одновременно с депутатами городов. Дверь к миру закрылась.
Впрочем, лига сразу же определила военные меры, в то время как Александр III превращал Алессандрию в центр новой епархии, во главе которой поставил клирика из своего окружения. Фридрих не имел средств и по этой причине не мог набрать достаточное число наемников, поэтому собрал вокруг себя маленькое войско, которое несколько месяцев назад Христиан Майнцский привел в Пулию для действий против Сицилии. Он обратился также к своим вассалам — немецким принцам, повелевая им взять Милан, фактически ставший ведущим городом лиги. Большинство принцев уклонились от выполнения этой повинности или прислали минимальный воинский контингент. Генрих Лев получил особое приглашение для беседы.
Встреча состоялась в Кьявенне, на берегу озера Комо. Штауфен попросил своего кузена, в чьих владениях было много людей, дать ему их больше, чем требовала вассальная повинность. Он напомнил о постоянно оказываемой ему поддержке, каждый раз когда у него в Германии возникали трудности, против маркграфа Бранденбургского, графа Гольштейнского, графа Тюрингского и многих других. Но этот Вельф, вернувшийся из святой земли, куда он в 1172 году ходил во главе крестового похода для выручки короля Иерусалима и где был принят чуть ли не с королевскими почестями, что его привело в эйфорическое состояние, отказал Штауфену. Он заявил, что иерусалимская экспедиция очень дорого обошлась ему и после долгого отсутствия пребывание его и его солдат в Саксонии просто необходимо. Он заметил, что по закону совершенно не обязан оказывать помощи в акции, проходящей за пределами Германии. Он, несомненно, дал понять Фридриху, что итальянские дела ему неинтересны, что император всегда держал его в стороне от своих предприятий на полуострове и, выкупая владения его дяди Вельфа VI, должно быть, хотел, чтобы его семья никогда этими вопросами не занималась. Возможно, Генрих добавил даже, что Штауфен заблуждается, а по поводу раскола высказал мнение, что Штауфену следовало бы признать законным папой Александра III. Каковы бы ни были истинные мотивы отказа, Лев тем самым разрывал пакет о сотрудничестве, заключенный с обоюдного молчаливого согласия в 1155 году, который император всегда скрупулезно соблюдал, принося ему в жертву дружбу с маркграфом Бранденбургским и другими принцами. Эгоизм и спесь, новый всплеск династической вражды, никогда не затухавшей в глубине его сердца, или просто желание не делать ничего, что шло бы вразрез с его планами на востоке — вот причины, объясняющие поведение герцога Саксонии и Баварии.