Почти одновременно с обширной рецензией Л. Клейна в «Независимой газете» за 16.04.1992 года в «Литературной Газете» появилась обзорная статья С. Тарощиной, которая тоже начинается с вольной в духе времени шуточки о презервативах, попавших в детскую больницу. Весь обзор, естественно, пересказывать не буду.
Обзор ─ это путеводитель, а даже от туристского путеводителя требуют особого ─ не скажу таланта, изящества ─ но хотя бы умения профессионального и ─ не скажу, кристальной честности и благородства ─ но хотя бы соблюдения правил приличия в общественных местах ─ тех, о которых извещают плакатики в поездах и на вокзалах: «не сорить», то есть не плевать, не сморкаться, и соль в чужие кастрюли не сыпать. Впрочем, последнее касается коммунальных кухонь. Обладает ли таким профессиональным умением и правилами приличия С. Тарощина, «судите сами», как пишет соавтор Тарощиной из «Независимой газеты» Л. Клейн.
Когда Тарощина добирается в своём обзоре под названием «Требуются доноры» (я еще вернусь к этому ─ случайно ли связан с кровью заголовок?) до моей повести «Последнее лето на Волге», то настолько не сговариваясь, (не сговариваясь?) начинает в унисон, истинно литературоведческим дуэтом с Клейном петь, настолько перекликается с Клейном понятиями и даже фразами, настолько вместе с Клейном «болеет душой за русскую душу», которую в повести «Последнее лето на Волге», по их, Клейна и Тарощиной мнению, мало того, что не понимают, так ещё и оскорбляют, унижая национальное достоинство русского человека, что я намерен присовокупить тут кусочек обзора С. Тарощиной о моей повести в качестве довеска к тяжеловесной рецензии Клейна и рассматривать их соавторами общей статьи под условным заголовком «Изобрази Россию мне или требуются доноры».
Эти авторы очень дополняют друг друга: о чем один умолчит ─ другая доносит, что у одного на уме ─ у другого на языке. Послушайте С. Тарощину, и «судите сами»: «Решает глобальный вопрос и Фридрих Горенштейн в повести «Последнее лето на Волге». Он цитирует Горького, заметившего стремление малограмотных людей к философствованию. Упаси бог…» (Так в тексте, «бог» с маленькой буквы. 1992 год, самое начало христианизации прессы. В 1996 году слово «Бог» ─ уже с большой буквы ─ Ф.Г.)
Итак: «Упаси бог, от гнусных намеков, но философствует наш автор (то есть я ─ Ф.Г.) вволю, то и дело опровергая основоположника насчёт «малограмотности». Пишет С. Тарощина ─ «упаси бог, от гнусных намёков», но при этом гнусно намекает, правда, «полушутя». Слово «гнусность» не случайно Тарощиной введено в собственный текст. Фрейдисткое ли подсознание выболтало, психоанализ, самоанализ ли собственных литературоведческих методов?
«Горенштейн бьётся над разгадкой русского национального характера, как над кроссвордом. Каждый, кого бы ни встретил наш странник в пути, ─ вроде буквы, которую он вносит в белый квадратик. Невесёлые, доложу вам, возникают горизонтали и вертикали», ─ пишет Тарощина.
«Герой постоянно рефлектирует, ─ это уже пишет соавтор Тарощиной Л. Клейн, ─ каждое впечатление хочет обобщить и обдумать, и буквально за всем увиденным вырастает символ-аллегория».
Да не просто символы и аллегории находят соавторы С. Тарощина и Л. Клейн, а те символы и аллегории, которые оскорбляют национальное достоинство русского человека. В блинной происходит драка: «Кровь из разбитого носа прямо в сосуд потекла, в стакан с водкой». От такого символа Л. Клейна затошнило. Другой символ, раздражающий Клейна, ─ это колхозница, несущая в руках вместо серпа ─ орудия производства, как в скульптуре Мухиной, мешок с импортными апельсинами. «Под влиянием прощального взгляда, ─ иронически «полушутя» пишет Клейн, ─ колхозница тут же превращается в символический персонаж скульптуры Мухиной, только вместо привычного серпа она держит в руках бронзовый мешок с купленными в городе продуктами».
Ибсена тоже упрекали в излишнем символизме. Выписанные натуралистически, его герои даже слышали мистические голоса. «Мне возразят, ─ пишет в своей статье о Генрихе Ибсене Плеханов, ─ но это символ, символизм. Конечно, ─ отвечу я. Весь вопрос в том, почему Ибсен вынужден был прибегать к символам, и это очень интересный вопрос. «Символизм, ─ говорит один из французских поклонников Ибсена, ─ есть та форма искусства, которая дает удовлетворение одновременно и нашему желанию изобразить действительность, и нашему желанию выйти из ее пределов, она дает нам конкретное вместе с абстрактным».