«Изобрази Россию мне, которую мы потеряли» ─ вот хороший заголовок для рецензии о путешествии по Волге моего соавтора по немецкому изданию Василия Розанова. А что потеряли, то опять нашли с дополнениями и вариациями. Такова простая схематичная история России последних 450 лет. На неё, историю свою, по круговой спирали пусть и обижаются «полушутники» русской национальности, «знакомые» «российского еврея» Л. Клейна. Она, круговая, схематичная российская история, и создала те многочисленные символы из моей повести «Последнее лето на Волге», против которой поднял свой газетный иск за оскорбление национального достоинства русского человека Л. Клейн.
Я знаю, что даже иные (махровые) русские националисты любят брать еврейских адвокатов. Что ж, если подан иск ─ будем судиться. Вот показания свидетеля Василия Розанова: «До того, то есть до описанной символической сцены с пароходом, я голодающих, голодных людей не видел. Голодающих не потому, что в течение дня времени не было или аппетита покушать, а потому, что никакой еды нет, у которых голод в желудках господствует, как у волка в лесу» (Голодные волки ─ сволочи ─ как раз революцию и делали, заодно вместе с некоторыми праздными пассажирами с богатого парохода ─ Ф.Г.) «Чтоб я такое увидел, ─ продолжает Василий Розанов, ─ в Казанской губернии, в образованной и цивилизованной России, с ее гимназиями, университетами, православием и миллиардами! Я этого не могу себе представить даже, когда я лодки увидел, я не верил, что я их вижу. Фата Моргана, обман, дело дьявола!»
Далее Василий Розанов передает праздные разговоры богатых сытых пассажиров. А рядом ─ «человек, который не имеет еды, который сегодня не ел, он завтра не будет кушать и послезавтра не будет кушать!!! Брр! Я этого не понимаю и в это не верю. Я это в газетах читал и не верил. Я это видел, и, все-таки, я этому не верю. Как может это быть, что быть не может? Это, вроде, дважды два уже пять».
«Но вернемся к сути возражений, ─ выступает еврейский адвокат русского человека Л. Клейн, ─ отстраненно созерцать российскую деревню или провинциальный городок может столичный интеллигент ─ неважно, русский он или еврей. Но представить себе еврея, всю жизнь прожившего в России, воспитанного на русской культуре (это прямо явствует из повести) и при этом отстраненно созерцающего русскую жизнь, невозможно».
Подобное высказывание Л. Клейна страдает некоторой комической инвалидностью, хромотой, свидетельствующей об Л. Клейне как об адвокате низкой квалификации. Если, разумеется, оно не сделано «полушутя». Отстраненно созерцать российскую деревню или провинциальный городок столичный интеллигент, русский или еврей, может, но представить себе еврея, отстраненно созерцающего «русскую жизнь», ─ невозможно. По глубине мысли подобное заявление может соперничать с глубокомысленными заявлениями товарища Берлаги, бухгалтера фирмы по торговле лесопиломатериалами «Геркулес». «Прыгая на одной ноге и нацеливая другой ногой в штанину, Берлага туманно пояснил: «Я это сделал не в интересах истины, а в интересах правды» (Ильф и Петров. «Золотой теленок», факультатив).
Что ж, русская деревня или провинциальный городок ─ не русская жизнь? А что такое отстраненное созерцание? Созерцание всегда отстраненное. По теории Шопенгауэра, о котором Клейн упоминает: «Ведь о самом герое мы знаем совсем немного: ни характера, ни биографии, и почти всегда имеем дело не с ним самим, а с его идеей, что опирается на теорию Шопенгауэра о созерцании».
О Василии Розанове, хочу надеяться, Клейн знает гораздо больше. Как же, прочитал, согласно моде. Но ведь и он, Розанов, созерцает отстраненно русскую жизнь, «Россию которую мы потеряли», правда, притом, глазам своим не верит, созерцает талантливо символы русской жизни, но имеет притом на глазах шоры русского шовиниста, оттого и не верит увиденному.
В визуальности созерцания ─ великая сила, особенно, когда жизнь предельно опрощается и схематизируется страшными символами, что и случилось с Россией, да и со всем миром в двадцатый народно-революционный век. Не случайно именно в двадцатом веке родилось в помощь прочим музам искусство визуальное, созерцательное ─ кинематограф. Такая сцена с пароходом и лодочками ─ целый роман о русской революции заменить может. Обе части «Путешествия по Волге», 1907-го и 1980-го года, могут быть зеркалом русской жизни двадцатого века, если, конечно, спиритизмом или иными способами вызвать к жизни дух Андрея Тарковского. Признаюсь, так иногда бываю зол на покойного за его столь преждевременную смерть. Не помню, в каком факультативе читал: «У счастливого недруги мрут, у несчастного друг умирает». Истинно, большое это несчастье ─ не только мое личное, но и общественное. Нищета вокруг ужасающая. Голод в культуре вообще и в кинематографе в частности, в российском и мировом.