Один очень известный и очень преуспевающий режиссёр прежде учился в консерватории. Я спросил его, отчего он оставил поприще пианиста. «Чтоб быть пианистом, надо иметь талант», ─ ответил кинорежиссёр.
Кино ─ муза молодая. Тем не менее, из-за площадности своей и техничности, оно успело наработать приёмы, особенно благодаря американской «фабрике снов», укладывающиеся в конструктор «сделай сам». Талант в кино можно сымитировать ─ были бы хватка, наглость и удача. Тем ценнее такие сердечные таланты, какими были покойные мастера Тарковский и Урусевский.
ГЛАВА 3
Но вернусь к «сегодняшним» и к своей теме, к сожалению, главной. Повторяю, возвращаться к ней не хочется, однако долг обязывает. Эта работа по Маяковскому звучит: «о сегодняшнем, ещё не окаменевшем». Итак, вернусь к «нашей страннице», то есть к Тарощиной, которую оставил на полпути в её обзорной статье «Требуются доноры» с подзаголовком «Медленное чтение». Кстати, обзор этот построен по всем правилам и традициям «основоположника». Тарощина под основоположником разумеет Горького. Я же ─ А. Чаковского, истинного основателя современного варианта «Литературной газеты».
Такое впечатление, что дух этого Фаддея Булгарина застойного брежневского периода по-прежнему бродит в редакционных коридорах и кабинетах. Установка А. Чаковского была на центризм. Видно, такую инструкцию он получил, такой мандат. И, по крайней мере, в литературных обзорах эта установка строго соблюдалась и соблюдается поныне.
Политики тут касаться не буду. Политика теперь так взыграла и так завертелась, что, пожалуй, сам «основоположник» Александр Борисович Чаковский, явись он из мира иного, подобно Паниковскому во время автопробега «Антилопы Гну», не удержался бы, несмотря на запрещения, в данном случае не Остапа Бендера, а почившего в бозе ЦК, вскочил бы, выкрикнул бы невнятные, политически безграмотные приветствия («Золотой телёнок», факультатив). Таков ныне политический идеализм в тех либерально-прогрессивных кругах, к которым относит себя эта газета.
Однако в литературных обзорах строго соблюдается центризм. Как во время потустороннего Чаковского: если ругнули в обзоре автора кочетовского «Октября» ─ тут же надобно ругнуть либеральный «Новый мир» Твардовского, так и теперь С. Тарощина обличает автора нынешней национал-патриотической «Москвы» Владимира Крупина и консерватизм публикующего его журнала: «И лирическая и патетическая тональность журнала умещается в губернские частушки: «До чего христопродавцы Россию довели». Так, без затей, Владимир Крупин озаглавливает свою статью». И следом, по центристской традиции А. Чаковского, Тарощина для равновесия переходит к обличению моей, опубликованной в «Знамени», повести «Последнее лето на Волге», видно ошибочно принимая меня за либерала-интеллигента, кем я не являюсь.
Я не отрицаю либеральных убеждений, но либерализм ─ давно уже не убеждение, а идеология. Всякая же идеология заменяет совесть. Идеологический человек мыслить в границах своей идеологии ещё может, однако обладать личной совестью не может. Идеологический человек бессовестен. И тот эсэсовец, который убивает в Бабьем Яру, и тот либеральный психиатр-терапевт, который выпускает на свободу опасного убийцу, насильника малолетних ─ оба спят спокойно, и кусок не застревает у них в горле.
Для доказательства пересечения идеологий хочу привести эпизод с моим рассказом «Старушки». А. Твардовский, получив рассказ от зав. отделом прозы «Нового Мира» А.С. Берзер, отверг его, написав несколько слов в прилагаемой записке («патология» и т.д.).
В. Максимов, который был тогда членом редколлегии кочетовского «Октября», предложил: «Хочешь, я дам прямо Кочетову? Он человек неожиданный». Подумав, я согласился. Всё-таки, автор несёт ответственность, главным образом, не за то, где он публикуется, а за то, что он публикует. Подумал: либералы отвергли ─ попробую у консерваторов. «Неожиданным» Кочетов не оказался, о рассказе «Старушки» написал почти теми же словами, что и Твардовский.
Между лагерем Кочетова и лагерем Твардовского, конечно, существовали разногласия, и происходили словесные бои, скрашивающие серые общественные будни и дающие возможность объединить даже боязливых либерального стана. Но я находился на ничейной земле, куда меня оба лагеря оттеснили. Я был «ничьим» (таковым и остался), причём не столько идейно, сколько литературно, тогда как «Литературная газета» Чаковского была общей ─ кочетовско-твардовской. Таковой и осталась, с дополнениями и вариациями современных идейных игр.