«Среди беллетристов 90-х годов прошлого века, ─ пишет Дудаков, ─ пожалуй, главнейшая ─ мрачная фигура выкреста и ренегата С.К. Эфрон-Левитина (Эфрон-Левитин, родился в 1849 году в Вильненской губернии в весьма набожной еврейской семье и, возможно, приходился родственником одному из издателей энциклопедии Брокгауза и Эфрона). Эфрон крестился в начале 80-х годов, но в заботе о своих заблудших братьях, тем не менее, опубликовал критическую статью, защищая евреев от обвинения в ритуальных преступлениях.
Эфрон встречался с революционными эмигрантами. Он мог одновременно публиковать полный пиетета перед соотечественниками рассказ «Мой дядя Реб Шепсель-Эйзер» в еврейском журнале «Восход» под собственной фамилией С. Эфрон и полный злобы и ненависти к ним рассказ «Искупление» в «Историческом вестнике» А. Суворина под псевдонимом Левитин. В книге «Среди евреев», за 10 лет до черносотенной версии о похищении «Протоколов сионских мудрецов», дана её литературная версия. Очевидно, эта литературная версия, так же, как и литературное графоманство Эфрона, перекочевала потом в «Протоколы» и, по традиции «Протоколов», ─ в крещёные летописания, вплоть до современных романов о «ручейке и океане». Впрочем, по принципу раздвоения романы пишутся православными узниками-выкрестами, а Хмельницкий писал всё-таки политические доносы. Тем не менее, это два конца одного и того же.
Каким бы черносотенным ни был царский режим, как бы ни было ограничено и заперто в черте оседлости еврейство, особенно низовое, оно было ещё воспитано на национальных традициях, оно имело свой, пусть ущемлённый, но легальный статус, свои газеты, свои учебные заведения. Так, Эфрон учился в раввинском училище, впоследствии преображённом в Еврейский Учительский институт.
Но горячая пора провокатора Хмельницкого в его «счастливом возрасте», в молодые годы, пришлась на период развитого социализма, когда само слово «еврей» стало как бы нелегально, более того, даже нецензурно. Я помню, как произносили публично слово «еврей» советско-партийные дураки, понизив голос, а слово «Израиль» вообще произносить не могли, произнося «Израиль» с ударением на последнем слоге. Слово «еврей» в легальной печати вообще обнаружить было нельзя ─ оно было заменено словом «сионист», словом-символом, обозначающим то ли национальность, то ли вид преступления. Речь идёт не об упоминании статистическом, особенно казённо-фискальном. Здесь наоборот ─ блюлось в паспортах, в 5-м пункте анкеты. Благодаря советской интернациональной системе (паспортизации, помимо других факторов), Гитлеру удалось так быстро уничтожить еврейское население оккупированной территории.
Совсем уж кощунственный чёрный анекдот ─ это интернационализм в школьном классном журнале. Помню, учитель или учительница называли публично фамилию ученицы или ученика для записи национальности в классном журнале. Была такая процедура:
─ Кухаркин!
─ Русский, ─ гордо произносит Кухаркин.
─ Титьков!
─ Русский.
─ Перекупенко!
─ Украинец (Также с гордостью).
─ Саркисянс!
─ Армянин (С достоинством).
─ Сойфер!
─ Еврей, ─ мямлит Сойфер, потупив глаза под насмешечки и перемигивания.
─ Лобанок!
─ Белорус.
─ Зальманзон (Встаёт Зальманзон и шёпотом произносит нечто нечленораздельное).
─ Еврей он! ─ с насмешкой громко говорит Титьков.
Таким классным школьным интернационализмом изначально калечились души и создавались еврейские ренегаты-самоненавистники.
Но, когда дело шло не о статистической фискальности, а, так сказать, о «почётном» упоминании, о почётном перечислении в интернациональной обойме, тут совсем всё было наоборот. Наглядный пример ─ тоже в жанре анекдота. Помню, читал отчёт о писательском съезде 30-х годов, времени, как будто, ещё «классовом», не успевшем шовинистически заматереть, как в конце 40-х и начале 50-х годов. Отчёт писательницы Кетлинской, председателя ревизионной комиссии. Точного высказывания и точных цифр не помню, но суть высказывания, порядок цифр помню: «Товарищи, на нашем съезде присутствуют писатели разных национальностей: русские, украинцы, белорусы, армяне, якуты, черкесы, татары. И персонально: 227 русских, 165 украинцев, 76 евреев, 32 белоруса, 2 татарина, 1 якут, 1 черкес».
«Нельзя жить во времени и быть свободным от времени», ─ высказал основоположник Маркс. Провокатор Хмельницкий жил в иную эпоху, чем православный провокатор Эфрон, и потому деятельность обоих провокаторов, совпадая по моральной своей низости, не совпадала по направленности. В эпоху «пролетарского интернационализма» деятельность провокатора Хмельницкого была более интернациональна. Так, ещё в студенческие годы, по заданию КГБ, Хмельницкий пытался организовать некую альковную провокацию против своей соученицы, дочери французского военного атташе в Москве, с тем, чтобы затем учреждение могло лично шантажировать отца. О том писал Синявский, о том писала сама жертва.