Стоит ли говорить, что после этого он проделал обратный покаянный путь от опрощения к марихуане.
А вот европейская карьера Лены сложилась куда удачнее. Несмотря на сильнейшее искушение принять православие, она нашла в себе силы стать католичкой и, оставаясь дамой мирской, преподает иврит на курсах духовной лингвистики Тристиниатского аббатства. Мать аббатиса ее очень ценит и лично исповедует, что, конечно, большая честь для новообращенной.
Они общаются и неформально. Лена иногда рассказывает духовной матери о школе для особо одаренных детей в городе Пардес-Ольге, где она когда-то, после окончания АКИВы служила младшей надзирательницей. Аббатиса выслушивает эти истории всегда с большим вниманием и, что особенно интересно, всячески поощряет переписку Елены с учителем Фридрихом из Израиля.
В последнем письме, например, Елена сообщила своему старому знакомому, что аббатство изредка чем-то неуловимо напоминает ей кибуц на горе Кармель близ Хайфы, в котором она начинала свой жизненный светский путь, как ни крути, а в итоге приведший ее к Богу в Европу.
В ответ Фридрих пишет, что кибуцы и ему чем-то напоминают монастыри, но он никогда и ни с кем не делился этим наблюдением, поскольку считал это чисто своей личной заморочкой. «Как всегда оказывается, что в сущности ничего личного нет и ни одной, даже самой потаенной мысли не спрячешь, потому что всех посещают те же мысли и фантазии — от сексуальных до политических — что и тебя самого, — размышляет он в письме. — Выходит, инквизитору заведомо известны все мысли самого потаенного еретика, ибо абсолютно той же крамолой набита и его собственная голова — просто не может быть не набита. Следовательно, все решает воля, потому что в голове у меня полный набор самых праведных и самых нечестивых идей, всех истин и всех заблуждений, включая сексуальные и общественно-политические фантазии. Вопрос в том, что я сочту верным или, что я сочту необходимым сделать вид, что счел верным. Ты понимаешь?».
«А как же! — восклицает Елена. — Как бывшая еврейка, а ныне христианка я это очень даже хорошо понимаю. Израилю все равно кранты — не сегодня так завтра — да и ничуть его не жаль, по совести говоря. Разве он сделался страной для Бога или хотя бы для людей? А если нет, зачем он вообще тогда нужен, тебе в частности?».
«А зачем тогда вообще Россия нужна? Или Португалия? Или Эфиопия? — спрашивает Фридрих. — Почему именно Израиль не нужен?».
«Дурак ты, Фридрих! — поясняет свою мысль Елена. — Чуть что, так сразу инквизицией нас попрекаешь. Ты на себя посмотри. Ну, какой толк человеку в евреях маяться, тем более, что люди все равно найдут кого евреем назначить?».
«Этого не может быть», — подумал Фридрих.
— Может или не может, ты этого все равно не увидишь! — твердо пообещал Голос, и уже через три дня палестинский подросток из ближайшего к кибуцу арабского села бросил в Фридриха ядовитую змею.
Несчастное с точки зрения израильтян животное, успев укусить Фридриха в шею, было убито на месте старостой курса, и еще до того, как Фридрих скончался от паралича дыхания, сообщение об этом происшествии в далеком кибуце успело облететь мировые СМИ, которые наперебой восхищались мужеством палестинского подростка и возмущались израильтянами, которые сами виноваты в том, что их змеи кусают.
Что касается собственно данной конкретной ядовитой змеи, то ее судьбой мало кто вообще в мире заинтересовался, чтобы не сказать вообще никто, кроме генерала Бляхова.
— Вот что происходит со змеей, когда она кусает сиониста не по своему выбору, но будучи слепым орудием мести в руках палестинского подростка, — начал генерал свою первую лекцию после возвращения курса с сельхоз работ. — Выясняется, что практически никому она не интересна и не нужна.
Генерал пристально взглянул в окно, словно за ним прозревал будущее и продолжил:
— Впрочем, в нашем университетском музее чучело именно этой змеи уже установлено. Пройдут века и перед человечеством неизбежно встанет вопрос о подлинности этого чучела, но пусть сначала они пройдут. Конечно же, будут бесчисленные подделки, а за честь обнаружить подлинное чучело Змеи Фридриха будут сражаться лучшие спец службы и тайные организации мира сего, но мы сейчас не об этом. Мы сейчас о том, что было бы, если бы израильский студент, — генерал сделал паузу, выразительно поглядел на Леночку, после чего продолжил, — или студентка бросил или бросила ядовитую змею в палестинского подростка. Вот об этом каждый из вас сейчас и напишет.
Когда каждый из студентов независимо друг от друга предположил, что общества защиты животных всего мира, включая израильское, немедленно встанут на защиту данной конкретной змеи, которую помимо ее воли использовали как инструмент в политической борьбе, генерал подытожил: