Тем временем приходит известие, что французы ринулись в бой. С ужасом слушает пленница рассказ английского солдата, наблюдающего за ходом сражения. Дюнуа ранен…. Король окружен англичанами. Но в минуту, когда ни у кого уже не остается сомнения в окончательном поражении французов, Иоанна вновь обретает свою чудесную силу: она разрывает тройные цепи, в которые ее заковали, выхватывает у английского солдата меч и, раньше чем ее тюремщики успевают опомниться, оказывается на поле боя.
Неожиданное появление Орлеанской девы меняет исход сражения: французские полки одерживают решительную победу. Но дорогой ценой далась эта победа: Иоанна смертельно ранена.
В последние минуты суждено девушке испытать высшее счастье всей своей жизни — почувствовать, что она снова вместе с народом, которому принесла свободу.
Гибелью героини заканчивается романтическая трагедия Шиллера.
В деятельном, добром участии в жизни своего народа видит Шиллер высшее счастье человека. Ему, поэту-гуманисту, неприемлем индивидуализм реакционного романтизма — культ одиночества: «В уединенье лишь наслажденье». Ему отвратительна проповедь пассивного, растительного существования — «чистого произрастания», о котором мечтают герои модных в то время «романтических» романов.
Но высокий романтический герой Шиллера, подобный Иоанне, формировался в борьбе поэта не только с реакционными установками Иенской романтической школы. Он рождался и в полемике Шиллера с самим собой.
На смену одинокому бунтарю юношеских драм в творчестве поэта приходит герой, сила которого в кровной связи с народом.
Первым из подобных персонажей была Иоанна.
Критики нередко упрекали впоследствии поэта, что он осложнил реально-исторический конфликт — борьбу Жанны д’Арк с врагами ее родины — вымышленным им морально-психологическим конфликтом: столкновением в душе героини долга и чувства.
Но нераздельны были оба эти мотива драмы для самого поэта. Только такой и должна была она быть, с точки зрения Шиллера, легендарная французская патриотка, — одержимой мыслью о благе родины, готовой отречься во имя долга от всех радостей земли. В этом видел немецкий поэт мерило морального совершенства личности.
Шиллеровская героиня — исключительная, необыкновенная. Автор подчеркивает эту мысль, противопоставляя Иоанну и ничтожному, погрязшему в себялюбии двору и тем представителям крестьянства, которые, подобно Тибо д’Арку, глубоко равнодушны к судьбам своей страны.
Но при всей ее романтической исключительности не как прекрасный вымысел, оторванный от жизни, представлял себе Шиллер Иоанну. Он стремился воплотить в этом образе лучшие черты народа, выразить свою оптимистическую веру в нравственную красоту человека. Шиллер верил: в человечестве восторжествуют благородные, гуманные черты, умение преодолеть «эгоистическую преданность своему «я» во имя всеобщих законов разума».
«Благородный образ человечества» («Das edle Bild der Menschheit»), — называет он Иоанну в стихотворении, написанном незадолго до драмы.
И все же, как ни значителен был замысел поэта, образ Иоанны д’Арк не свободен от известной искусственности, он лишен индивидуальных, жизненно неповторимых черт. В нем отчетливо проявляются особенности художественного метода Шиллера по сравнению с реализмом Шекспира, на которые указывали Маркс и Энгельс. Превращать героев в рупоры идей, «в простые рупоры духа времени» — вот что называл Маркс писать «по-шиллеровски» [15].
Но; обращая внимание на односторонность реализма Шиллера, классики марксизма не умаляют значения творчества немецкого поэта. Говоря о драме будущего — о высших формах реализма, — Энгельс мыслит ее как слияние «большой идейной глубины, осознанного исторического смысла», характерных для немецкой драмы, «с шекспировской живостью и действенностью» [16].
Величественная пастушка Шиллера далека от своего реального прототипа, от фанатичной девочки, разгуливавшей в штанах среди французского войска, храброй и милосердной, писавшей наивные письма, в которых она всячески пыталась уговорить неприятеля уйти с земель ее родины.
Насколько трагичней была подлинная судьба Жанны — страшная смерть преданной и проданной врагу народной героини, чем просветленная гибель шиллеровской чудесной воительницы. Глубоко закономерно, что великий реалист русской музыки Чайковский отступает от шиллеровского финала и возвращается к истории — его Орлеанская дева погибает на костре.
Впрочем, некоторая высокопарность образа шиллеровской Иоанны, как и весь торжественный, приподнятый строй этой драмы-оды обусловлены задачей, которую ставил перед собой поэт: воспеть, восславить патриотический подвиг осмеянной Вольтером героини.
Ни в одном произведении, написанном до «Орлеанской девы», не высказывает Шиллер с такой отчетливостью свое понимание народа как нравственной основы общества и главной движущей силы прогресса.
Ни в одном другом из шиллеровских произведений не слышна так перекличка с идеями французской революции, как в романтической трагедии.
Есть в этой драме сцена, где содержится непосредственный отклик поэта на события великой революции по ту сторону Рейна.
Поверив в ясновидение Иоанны, король Карл просит чудесную девушку открыть ему, что ожидает его род в будущем.
Вот ее ответ королю:
В десятилетие, которое прошло после якобинской диктатуры, осужденной в свое время немецким поэтом, снова и снова возвращается он мысленно к революционным событиям по ту сторону Рейна.
Жалкими оказались результаты буржуазной революции, установившей царство чистогана и корысти, преступными развязанные ею агрессивные войны. Но Шиллер умеет отделить результаты и следствия революции от ее демократической основы. Он отвергал в годы Робеспьера и Марата бурную революционную стихию, насилие как средство переделки социального порядка. Логика мыслителя и честность поэта-свободолюбца приводят его теперь к их признанию: справедливым возмездием народа его преступным владыкам называет Шиллер в «Орлеанской деве» революцию.