На самом деле новые британские государственные секретари герцог Графтон и генерал Конуэй не были настроены враждебно к Пруссии. Вполне вероятно, говорил Фридрих фон Мальцану, но пока Бьют является членом Тайного совета, о настоящей доброй воле не может быть и речи. Конуэй летом 1767 года на короткое время оставил пост, и Фридрих надеялся, что на должность государственного секретаря вернется Холдернесс, однако этого не случилось. Когда Графтон и Конуэй получили назначение, Фридрих написал, что «эти люди попытаются создать противовес Франции, Австрии и Испании. Они постараются объединиться с Голландией, Россией и Пруссией!» Это мнение казалось обоснованным. Конуэй позднее, в 1774 году, посетил Потсдам и был поражен элегантностью и симметрией, которые господствовали там, включая дома скромных ремесленников.
Между тем сэр Эндрю Митчел вновь был в Берлине и делал все, чтобы привнести теплоту в прохладные отношения. Митчел вернулся в Шотландию для встречи с выборщиками Киптора в родном Абердиншире и получил всю возможную помощь, какую только мог оказать ему милорд Маришаль теперь, когда земли Кейтов — а они включали и Киптор — были возвращены ему; эти двое людей особенно тепло относились друг к другу. Британцы в шестидесятые годы хотели сформировать в Северной Европе новый альянс — Британия, Пруссия, Россия, — чтобы уравновесить влияние Бурбонов Франции и Испании. Этот союз получил название «Семейное единение». Некоторые германские принцы, а также скандинавские монархи могли бы быть привлечены к такому союзу. Фридрих хотел выяснить, не может ли Австрия каким-то образом присоединиться к «Семейному единению»? Он без особой тревоги принял сообщение (в 1766 году) о браке, состоявшемся лишь в 1770 году, между французским наследником, сыном дофина, и австрийской эрцгерцогиней, Марией Антуанеттой. Тем не менее за взаимоотношениями Вены и Версаля нужно было наблюдать. Его реакция на британское мнение, доведенное до Митчела во время аудиенции 4 декабря 1766 года, состояла в том, что предполагаемый союз вызывает опасения. Британцы сочли его лицемерным. Союз имеет оборонительные цели. Они предлагали пакт в интересах поддержания стабильности, установившейся в Европе. С точки зрения Фридриха, он предвосхищал ситуацию, когда континент вновь разделится на враждующие лагери.
Фридрих считал, что британская политика была постоянно нацелена на создание максимально большего количества сил, потенциально враждебных Франции. А его цель состояла в обеспечении максимальной безопасности Пруссии. Ее залог — дружба с Россией. Такой альянс таил и некоторые негативные моменты. В мае 1766 года у него состоялась долгая беседа с русским послом, бароном фон Зальдерном, и в ней затрагивались вопросы создания, как предлагали британцы, «systeme du Nord»[289]. Ее цель — создание условий для устойчивого мира и равновесия сил.
Фридрих все еще сердился на Британию. «В настоящее время она ничто! Король — самый ничтожный из живущих людей, он меняет министров как рубашки. Только что произошла очередная смена — герцог Графтон ушел[290]! Вероятно, Эгмонт[291] займет его место. Умоляю, не возлагайте никакой надежды на Британию!» Когда была упомянута Саксония, как сообщал Зальдерн, король резко изменился и сказал, что знает, как надо поступать с ними. Король убеждал посла в безобидности «Семейного единения». Габсбурги и Бурбоны ослаблены. Угроза войны невелика. Так для чего создавать коалиции?
В данный момент это, может, и справедливо, отметил Зальдерн, но ситуация меняется. Война может начаться и не в Европе, но «войны в Америке, как правило, закапчиваются в Европе». Фридрих ответил, что такое положение не будет сохраняться вечно. Он питал оптимизм относительно мирных перспектив и в апреле 1767 года писал брату Генриху, что австрийцы не станут вмешиваться в какую-либо заваруху. Messieurs les Russes[292] могут быть сколь угодно активными, не ожидая отсюда никакого сопротивления.
Смерть суверенов иногда вносила изменения в плавный ход событий. 7 октября 1763 года Фридрих получил известие о смерти короля Польши, курфюрста Августа III Саксонского. «Я вскочила с места, когда мне сообщили об этой новости, — писала Панину[293] Екатерина, — а король Пруссии, как говорят, выскочил из-за стола!» Последствия этого события, непосредственные и отдаленные, определяли весь переходный период; и будут владеть мыслями и заботами Фридриха почти все последующее десятилетие, отзвуки его слышны и поныне.
Август III, курфюрст Саксонии, сын Августа Сильного, оставил старшего сына, унаследовавшего курфюршество. Одна из его пяти дочерей вышла замуж за дофина Франции и стала матерью будущего короля, Людовика XVI. Его супруга, из рода Габсбургов, была дочерью императора Иосифа I и кузиной Марии Терезии. В течение всего правления Август находился под влиянием Брюля, противника Фридриха, он умер всего через несколько недель после своего суверена. Сын и наследник Августа, курфюрст Фридрих Кристиан, был, по словам Фридриха, мягким и благожелательным человеком, пережившим Отца лишь на один месяц, оставив единственного сына, которому было тринадцать лет. Польский трон, хозяин которого избирался, оказался свободным, период саксонского правления в истории Польши подошел к концу.
Он не был счастливым для нее. Август Сильный Саксонский предложил свою кандидатуру на польский трон в 1697 году, когда Саксония переживала не лучшие времена из-за войны со Швецией. Целые курфюршества были заложены или отчуждены, доход давала только созданная в 1710 году фарфоровая мануфактура в Мейсене. Польская корона, кроме титула, мало что давала саксонским правителям. Тем не менее Август пошел на этот шаг.
Это соединило судьбы Саксонии и Польши. Конституция Польши была составлена таким образом, что гарантировала практически недееспособное правительство. Судьба страны но большей части решалась богатыми землевладельцами из старинных родов. Они или их представители собирались в польском сейме, собрании, где все были равны. Каждый член сейма обладал правом налагать вето, Libertum Veto, на любое решение. Эта система требовала единогласия, но вела к тому, что фактически никакого согласия ни по одному значительному вопросу не достигалось. В сейме почти не было споров или дебатов: если хотя один его член говорил «нет» — ничего поделать было нельзя. Тогда единственным путем чего-то добиться становилось посредничество высшей власти или применение реальной силы одной или несколькими соперничающими семьями или теми, кто их поддерживает.
Фридрих называл систему управления в Польше худшей в Европе. Поляки, писал он в письме к Генриху, отличаются заносчивостью, чрезмерной тягой к пышности и, кроме того, неряшливостью, раболепием и подобострастием перед лицом силы — суждение сомнительное, написанное под влиянием сильного раздражения. Тем не менее многие согласились бы с его точкой зрения на внутреннюю ситуацию в Польше. Беспомощность Польши в международных делах устраивала тех, в том числе и Фридриха, кто предпочитал видеть эту страну слабой и разобщенной.
Различные силы в Польше искали поддержки извне; они представляли знатные семьи, этаких маленьких суверенов но праву и истинных с точки зрения абсолютной власти, которой они располагали на подвластной территории, — Чарторыйские, Радзивиллы, Потоцкие, Любомирские. Князь Чарторыйский, человек большого обаяния, имел в то время дом в Варшаве, где ему прислуживали 375 личных слуг. Аристократы время от времени интриговали, стремясь сместить Августа с престола. На протяжении всего саксонского периода правления, теперь подходившего к концу, Чарторыйские занимали господствующие позиции; их часто поддерживал русский двор.
Чарторыйские выступали за конституционную реформу, в том числе против права Libertum Veto, что должно было усилить центральную власть. Это соответственно уменьшило бы власть других князей-соперников. Им не удалось отстоять свою точку зрения, и они уповали на помощь России, возможно, и военную. Вопрос о том, кто займет польский трон, был важен для соседей Польши. Чарторыйских поддерживал Санкт-Петербург, хотя русские не очень хотели усиления польской королевской власти. Дворы Вены и Берлина тоже не оставались сторонними наблюдателями. Было известно, что и французы пытались договориться с саксонцами, которые стали рассматривать польский трон как нечто принадлежащее им по наследству.
290
Он подал в отставку примерно в то время, когда происходил этот разговор, однако в скором времени вернулся в правительство в роли первого лорда Казначейства и стал фактически премьер-министром после того, как здоровье графа Чэтэма пошатнулось. —
293
Панин Никита Иванович (1718–1783), выдающийся дипломат и государственный деятель. В 1747–1759 гг. посланник в Дании, затем в Швеции, 1760–1773 гг. — воспитатель великого князя Павла Петровича. Принимал активное участие в возведении на престол Екатерины II, был се ближайшим советником по внешнеполитическим делам, возглавлял Коллегию по иностранным делам, затем находился в скрытой оппозиции престолу. Сторонник «Северного аккорда» против Франции и Австрии.