В определенной степени его величие заключалось в необычном сочетании самоанализа и решительности; и в связи с тем, что он был разговорчив и неутомимо записывал свои мысли, оба эти качества можно исследовать. Как правитель, солдат и человек Фридрих непрерывно исследовал свои мысли и побуждения и одновременно действовал на политической сцепе своего времени в яркой манере, которая часто приобретала характер доминирования. Он всегда был уверен в себе, и его неудачи на полях сражений редко становились следствием слабоволия, нерешительности или растерянности.
В поведении Фридриха заметна противоречивость, это означает, что временами его деяния не соответствовали его же идеалам. Кроме того, противоречивость личности Фридриха неизбежно усиливалась его многословностью — когда столько пишешь, она непременно выявляется; юношеский идеализм и амбиции часто усмиряются горькими уроками опыта и прагматизмом. Теория и практика не всегда совпадают. Каждый его шаг или черту характера можно описать противоположными по значению словами. Для одного толкователя это дипломатическая гибкость, для другого — нечистоплотность; для одних — милая скромность и дружелюбие, для других — неприкрытое желание добиться одобрения. Однако если не разносторонность личности Фридриха, то его реальная политика и поведение достаточно изучены, и здесь обнаруживаются целостность и последовательность и как правителя, и как полководца, и как человека. А его здравый смысл почти всегда поразителен.
В первую очередь — суверен, правитель. Истина состоит в том, что Фридрих с годами понял глубинное несоответствие между идеалами Просвещения, так его сначала восхищавшими, и жестокими реалиями политического мира, в котором ему приходилось бороться и выживать. К тому же всегда существовал конфликт, так и не разрешенный, между его верой в реальные выгоды монархической автократии и устойчивой приязнью — столь же искренней — к правам и достоинству человека, идеалам Джона Локка, которыми он увлекался в юности, к идеалам, породившим американскую конституцию, но все это было совершенно чуждо ему с точки зрения политической практики. Фридрих признавал наличие конфликта. Он изучал свои обязанности и в теории, и на практике почти с того дня, как ему было позволено читать, обладал обширными знаниями в области европейской истории: король придет к мысли, что отсутствие таких знаний — огромный минус для любого, кто стремится воздействовать на ход европейских событий. И к моменту восшествия на престол Фридрих уже выработал принципы, которым будет следовать как правитель, причем главным образом самостоятельно, — тогда ему было двадцать восемь лет.
Главные из них — автократия и терпимость. Автократия, как он считал, означает эффективность и беспристрастность. Эффективность потому, что право принятия решений принадлежит одному ответственному лицу, монарху, который может решать и действовать с подобающей неотвратимостью и властностью; беспристрастность потому, что только монарх может регулировать, используя инструмент мудрых законов, поведение одного класса людей по отношению к другому и не допускать несправедливости. Фридрих понимал, что люди могут страдать под гнетом жестоких законов, но еще большие тяготы приносит беззаконие. «Мне предоставили кусочек анархии, чтобы я его реформировал», — писал король, принимая власть над прусскими территориями в расчлененной Польше. Он ненавидел анархию. Однако автократия, по Фридриху, не означала приверженности к деспотичной и беспринципной форме власти — тоталитарной и не связанной высшими моральными нормами. Напротив, его идеалом всегда был монарх-философ Платона, управляющий посредством мудрых законов, которым он тоже подчиняется, грубыми и противоречивыми порывами подданных. Еще в меньшей степени Фридрих считал пригодной концепцию некоего мистического союза между сувереном и народом. Его автократия была прагматична.
Второй принцип — терпимость, особенно в вопросах религии. Фридрих, истинный сын эпохи Просвещения, питал отвращение к тому сорту претенциозных достоверностей, которые могли привести последователей одного мировоззрения к насилию над представителями другого. Иногда его называли — и, когда было выгодно, он и сам так делал — защитником протестантской веры в Европе, но отношение короля к подданным различных вероисповеданий было одинаковым, дружеские связи с религиозной точки зрения — неразборчивыми, а широта воззрений не вызывала никаких сомнений. Фридрих великодушно относился к евреям и другим национальным меньшинствам. Он построил в Берлине первый со времен Реформации католический храм Святого Гедвига — его строительство было начато в 1747 году, затем приостановлено из-за отсутствия средств, и в ноябре 1773 года, к большому удовольствию папского престола, храм был наконец освящен; а рядом с ним Фридрих построил школу для детей католиков.
Вера в автократию привела к тому, что он сосредоточил все полномочия в своих руках. А приверженность к терпимости подводила его к цинизму не только в отношении религиозных институтов, но и самой веры. Тем не менее эти два принципа, лежавших в основе его управления стали путеводной звездой короля Пруссии, и они без труда уживались в нем.
Стремление Фридриха к эффективности, понимание важности хорошо организованного управления, основанного на безукоризненной честности, привели к тому, что он не только не отверг, но стал развивать многочисленные достижения предшественников. Король занимался нововведениями — порой слишком стремительно, пока не вмешивалась предусмотрительность, — и был полон решимости избавиться от таких пережитков феодализма, как крепостное право[355]. Он считал это не только неэффективным, но и варварским, хотя ситуацию нельзя было немедленно изменить без перестройки всего сельского хозяйства. В области управления Фридрих унаследовал прекрасную систему и в некоторых отношениях улучшил ее. Его правление было бы немыслимо без лучшей в Европе бюрократической машины, тщательно подобранной, должным образом подготовленной, жестко контролируемой и полностью лояльной к суверену; недостатки автократии, даже когда ее обслуживает подобная машина — возможно, именно из-за этого, — становятся самоочевидными, но Фридрих не был уверен, что любая другая альтернатива предпочтительнее. Его правление требовало согласованности. Ему приходилось работать «с», а «не против» других элементов государства — со знатью, офицерством, землевладельцами, предпринимателями. Фридрих был господином, но понимал, что руководство — это не простое принуждение. Автократия по модели Фридриха отличается от деспотизма. Между тем своевременное и точное исполнение государственной работы, честное и эффективное управление финансами государства, мудрое регулирование и поощрение развития его экономики — все это имеет решающее значение для счастья народа и входит в обязанности короля. Его долг, кроме того, заключается не только в обеспечении материального благосостояния народа, но и его просвещения. Фридрих, памятуя о собственной юности, всегда трогательно пекся об образовании. В конце правления, в сентябре 1779 года, он продиктовал известный указ о высшем образовании — упор был сделан на изучение классической философии, логики и риторики.
Из-за любви к деталям Фридрих порой слишком придирчиво занимался разбором конкретных дел, и его инициативы в области экономики были не всегда удачными. Он считал, что прусская экономика нуждается в управлении со стороны государства, а иногда и в поддержке; и, если принимать в расчет условия его правления, возможно, был прав, хотя никогда не утрачивал веры в традиционный сельскохозяйственный уклад. Фридриха критиковали за пристрастие, как некоторые считали, к французским идеям, и ему не всегда доверяла собственная бюрократия; однако, являясь, по сути, консерватором, он был нетерпелив и потому слишком склонен не обращать внимания на существующие механизмы и прибегать к импровизированным и ad hoc[356] методам. Фридрих часто сетовал на отсутствие воображения, на сопротивление переменам в рядах своих государственных чиновников, хотя их честность — заслуга Фридриха Вильгельма — была жизненно важна для него.
355
Крепостное право по устанавливалось во вновь приобретенных или заселенных пограничных провинциях, но его отмена в Пруссии встретила сильное сопротивление со стороны землевладельцев, которые жаловались, что только при сохранении крепостного труда они и их дети могут оставлять дом для службы в армии. Во всех формах оно окончательно было отменено лишь в 1810 году. —