Нечто подобное произошло в следующем году, но осенью 1742 года в британском правительстве и в британском штабе в Ганновере сохранялись разногласия но поводу того, что следует предпринять и какую роль предназначить различным германским государствам. Британия пока не находилась в состоянии войны с Францией, так же как и Франция, поддерживавшая Баварию, не состояла в войне с Австрией. Этот конфликт впоследствии получит название «войны за Австрийское наследство», однако он не имел ничего общего с австрийским наследством в прямом смысле слова. С одной стороны, он был связан с борьбой Франции за господство в Европе и с ее соперничеством с Британией за господство на море. С другой — он имел более далеко идущие последствия — борьба за лидерство и за определение характера государства Германии.
Король Пруссии при посредничестве британского посла заключил мир с Австрией и отошел от Франции, какие бы заявления он при этом ни делал. Насколько этот маневр можно считать постоянным курсом, и каковы другие его цели? Заявленное Фридрихом дистанцирование от энтузиазма англичан, вероятно, не осталось в тайне от Лондона. Фридрих провел первые недели сентября 1742 года в Ахене, а в августе по дороге туда завернул в Клев. В Клеве он встретился с графом Отто фон Подевильсом, племянником главного министра, исполнявшего обязанности прусского посланника в Нидерландах. Он только что виделся с лордом Стэйром, британским главнокомандующим. Семидесятилетний Стэйр, в то время это было общепринятой практикой, выполнял и дипломатические, и военные функции: был послом и полномочным представителем в Гааге и одновременно главнокомандующим войсками.
Подевильс встретился с Фридрихом в клевском замке 28 августа в пять часов утра. Фридрих никогда не любил рано вставать, тем не менее зимой и летом в пять или шесть часов утра он уже работал. Последовавший затем доклад в Берлин не содержит ничего необычного, однако живо и образно передает мысли и поведение Фридриха.
«Я нашел Его Величество пьющим кофе. «Ну, что сказал Стэйр? Может он предложить что-нибудь повое?»
Подевильс отвечал, что Стэйр, похоже, более чем когда-либо тверд в своем мнении и он, Подевильс, начинает сомневаться в возможности его разубедить. Для лорда Стэйра, для всякого представителя британского правительства очевидно: каждый здравомыслящий германский монарх должен объединиться с остальными против Франции и немедленно открыть военные действия. Для Фридриха же она, по крайней мере в тот момент, была союзницей, к помощи которой он прибегает против непреклонного врага Пруссии, Австрии.
Фридрих выслушал мнение Стэйра о немедленном открытии военных действий. «Он, должно быть, сошел с ума! Немыслимо, чтобы разумный человек мог думать такое!» Подевильс ответил, что при обсуждении других вопросов Стэйр кажется вполне здравомыслящим, но в этом непреклонен. Он выступает за наступление объединенных германских войск в направлении среднего течения Рейна.
Фридрих учинил допрос:
«Он и вправду полагает, что в состоянии взять Страсбург и так далее? Незамедлительно?»
«Стэйр совершенно в этом уверен, сир».
«Как он может вообразить, что империя согласится объявить Франции войну? Да даже если она на это пойдет, я своего согласия не дам».
Подевильс объяснил, что безуспешно пытался убедить лорда Стэйра в том, что его идеи совершенно не реалистичны. Но «он ответил, что я говорю об империи, словно это Китай! Ему лучше знать! Все германские монархи жаждут войны с Францией!»
Фридрих вставлял замечания. В течение всего разговора, сообщал Подевильс, король непрерывно мерил комнату шагами и был в самом веселом настроении — «la meilleure humour du monde».
«Если он скажет такое еще раз, объяви ему, что он англичанин, а ты немец, лучше знаешь империю! Скажи ему — так, словно это твоя собственная мысль, — что не понимаешь, почему я встаю на сторону королевы Венгрии… попытайся заставить лорда Стэйра понять, что требования императора[82] совершенно разумны…»
Чуть позже король быстро задал Подевильсу несколько вопросов. «Скажи мне, ничего не скрывая, верят ли люди в Голландии в то, что я задал австрийцам настоящую взбучку под Хотузицем?»
Хорошо информированные люди верят, тактично ответил гот, но в основном стараются как можно сильнее приуменьшить победу. Это все из ненависти к Франции и симпатии к Марии Терезии. Объяви Фридрих себя врагом Франции, тут же станет в Голландии столь же популярен, как и любой другой европейский монарх.
Фридрих выслушал. «Нет, я этого не сделаю. Почему люди гак ненавидят Францию?»
«В память о множестве «guerres sanglantes avec cette puissance»[83], — сказал Подевильс. Затем они поговорили о политике Австрии и Британии, о недавнем марше войск Мальбуа из Вестфалии в Богемию. Фридрих вновь вернулся к Стэйру и высказал надежду, что лорд не придет в Ахен.
Король вернулся в Потсдам в середине сентября, а через два месяца подписал договор об оборонительном союзе с Британией, в соответствии с которым участники соглашения гарантировали европейские владения друг друга и принимали обязательство предоставить войска — максимально по 10 000 — для его обеспечения, если того потребуют обстоятельства. Вряд ли Фридрих смог бы воспользоваться помощью Британии, напади на него Австрия, но он в очередной раз получил британские санкции на его владения в Силезии, а король Георг II — гарантии в отношении Ганновера. События развивались для Франции неблагоприятно.
Вялая осада австрийцами Праги была снята в сентябре 1742 года, а в декабре Бель-Иль двигался на запад с остатками — примерно 14 000 штыков — французской армии, которая так победоносно прошла Богемию в прошлом году. Этот блестяще выполненный отход, очень своевременный, так как наступила зима, был для Франции унизителен. Французы приписали свои неудачи уловкам и хитростям Фридриха.
Император, курфюрст Баварии, в войне выступал как прикрытие Франции и теперь, естественно, был явно разочарован. Значительную часть его собственных владений захватили австрийцы, правда, позже Бель-Иль отвоевал их. Он полагал, что мало получил от Франции. Во Франции же его считали ненадежным человеком, без всякого влияния, средств и армии. В январе 1743 года в возрасте восьмидесяти девяти лет умер кардинал Флери.
Осенью 1742 года Фридрих предложил Вольтеру встретиться в Ахене, «la capitate de Charlemagne»[84], но болезнь, которая, как говорил Вольтер, принесла ему глухоту, сначала не позволяла ей состояться. Тем временем их письма друг другу были, как и прежде, теплы и полны комплиментов, а также, как и прежде, содержали остроумные издевки над христианской догмой, были украшены стихами и классическими образами. Фридрих с радостью отослал новые сочинения на рецензию тому, кого он называл «Votre Humanité»[85]. Мир и весна вернулись на землю.
Вольтера несколько встревожило вторжение в Силезию. Фридрих-воин, описанный королем как «перебежчик от Аполлона к Беллоне»[86], действовал в сферах, где Вольтер был некомпетентен и где, как он боялся, его интеллектуальное превосходство будет не столь очевидно. Вольтер тем не менее не жалел для Фридриха лести, называл его «мой Герой»; «мой Король»; «Великий Аполлон Германский» и так далее. Он также подробно информировал кардинала Флери, время от времени пересылая ему письма короля, демонстрировавшие близость отношений Вольтера с ним. В Париже надеялись, что Вольтеру лучше, чем самому изощренному дипломату, удастся выведать истинные мысли и намерения Фридриха, и его отношения с королем активно поощрялись. Со своей же стороны он надеялся на тайную благожелательность французского правительства.
Его влияние на Фридриха, когда дело выходило за рамки нежных обменов мнениями в — области литературы и философии, имело границы. Он сделал ошибку — а ошибкой была сама попытка воспользоваться их отношениями, — упомянув в письме из Брюсселя от 2 октября 1742 года о злоключениях некоей графини Вальдштейн. Эта дама, урожденная Пальффи, пыталась привлечь внимание Вольтера к судьбе барона Фюрстенбурга, приговоренного к шести месяцам заключения в крепости в прусском городе Везеле. Вольтер написал длинное послание в стихах, описывая красоту дамы и ее печаль:
82
Императором был по-прежнему курфюрст Баварии, союзник Франции. Но заявления Фридриха явная хитрость. Едва ли он «вставал на сторону королевы Венгрии». —
86
Беллона — в римской мифологии богиня войны. Изображалась с мечом или бичом, часто в центре битвы, на колеснице.