Наконец-то зальцбуржцы получили возможность собрать пожитки и отправиться в далекий путь к «земле обетованной» — в страну прусского короля. После прибытия его комиссаров колонны повозок с домашним скарбом, женами и детьми тронулись в путь. (По настоянию короля выехать смогли и дети младше тринадцати лет.) Разными путями ехали они в Пруссию: вниз по Рейну через Вестфалию, вдоль по Майну через Фогтланд либо по берегу Верры через Тюрингию. Везде, где появлялись изгнанники, происходили трогательные сцены: солидарность и сострадание обуревали их новых соотечественников и единоверцев. Евангелические земли и города встречали странников колокольным звоном и духовными песнопениями. Помочь переселенцам захотели и еврейские общины: раввин хальберштадтской синагоги объявил, что перестанет считать себя иудеем, если из торговли с зальцбуржцами будет извлечена хотя бы малейшая выгода.
К шести часам вечера 30 апреля 1732 г. первые 843 зальцбургских переселенца вошли в Берлин. Три дня спустя брауншвейгский посол сообщал:
«Все они держали в руках книги с псалмами и благоговейно пели духовные песни: „Хвалим Тебя, Господи“, „Благи дела Господни“ или „Кто послушен воле Божьей“. В колонне двигалось около тридцати запряженных четверками лошадей телег, на которых люди везли инвалидов и свои жалкие вещи. Многих берлинцев это зрелище повергало в слезы, и они подавали странникам милостыню. Даже евреи и сострадательные солдаты протягивали им подаяние».
Сама Софья Доротея на следующий день принимала иммигрантов в своем дворце Монбижо, где им раздавали деньги и библии. Придворный художник Песнэ написал для коллекции королевы портрет милой зальцбургской девочки. Берлинцы сделали из иммигрантов настоящий культ. В моду вошли крестьянские украшения из серебра, берлинские дамы стали носить островерхие шляпы фольклорного покроя — как у женщин с зальцбургских гор. Во встрече переселенцев король-солдат принял самое горячее участие. Один свидетель сообщал, как король долго стоял в толпе странников перед дворцом, слушая их рассказы, и «слезы катились по его щекам».
Из Берлина переселенцы под руководством комиссара отправились в Штеттин. Там стояли корабли для доставки их в Восточную Пруссию.
А потоки гонимых зальцбургских протестантов продолжали двигаться с юга на северо-восток, к прусским границам. (Фридрих Вильгельм настоял на продлении срока исхода зальцбургским архиепископом до 15 апреля 1733 г.) Временами в Берлине скапливалось до двух-трех тысяч иммигрантов, а четыре тысячи человек проходили через Берлин ежемесячно! И наконец министры Генерального управления стали озабоченно переглядываться. Но король-солдат писал на полях докладных записок, предостерегающих его от излишнего оптимизма: «Слава Богу! Что за милость Господь оказал бранденбургскому дому! Именно Он нам этих людей и посылает».
Никогда за все время своего правления Фридрих Вильгельм не был так счастлив и доволен, как в эти дни. Снова и снова вдалбливал он в головы чиновников: люди — главное богатство страны, а их благополучие — единственное оправдание любого правителя. Надо быть достойным Божьей милости и принять в Пруссии десятки тысяч зальцбуржцев. Расходы на переселенцев — ничто по сравнению с выгодами, приносимыми ими государству. Что касалось расселения зальцбуржцев, король был краток: «Ремесленников — в Неймарк, земледельцев — в Восточную Пруссию». Однако в действительности строгого распределения не происходило. Король-солдат охотно расселил бы часть иммигрантов на землях Магдебурга и Хальберштадта. Но однажды он уже объявил переселенцам, что они смогут поселиться на новой родине там, где захотят. А рассудительные зальцбуржцы внимательно изучили патент от 2 февраля. И почти все они захотели поехать в Восточную Пруссию — частично ради особых льгот, частично для того, чтобы оставаться вместе. И король подчинился их воле.
До конца сентября через Берлин прошли уже 16 848 зальцбургских протестантов, а с юга приближались еще более восьми тысяч. Кроме того, из Берхтесгадена шли около тысячи двухсот других протестантов, а число беженцев из Богемии, просивших прусского короля о защите, в конце года превысило две тысячи. «Именем Бога всех примем», — распорядился король. Только в 1732 г. прусские маршевые комиссары раздали более пяти миллионов грошей дорожных денег.