— Это коммерческий проект, — понял Фудзи. — Это ЕЩЁ И коммерческий проект. После которого ваши шансы на премьерское кресло… Сильно вырастут. Как и благосостояние.
— Конечно. — Сеньор расслабился, выдохнул и откинулся на спинку кресла. — К чёрту долг Хуана, парни. Я не хочу вас неволить. Откажетесь — и дьявол с вами. Но я предлагаю вам добровольно поучаствовать в уничтожении конкурса, на котором ваших земляков унижали на протяжении двадцати последних лет. Мои условия — любые, пойте что хотите, на любом языке кроме испанского. С единственным критерием — мы должны выиграть этот долбанный конкурс!
— Выиграть? — в голосе Карена послышался сарказм.
— Я сказал выиграть, а не победить, — разграничил сеньор. — Это разные понятия. И вы должны «выстрелить» так, чтобы ни одна собака не сомневалась — вы были лучшими! Сможете? Да — значит да. Нет — буду искать другого.
— Я не против, — покачал головой Хан. — Но, поскольку должен только Хуан, мне интересна финансовая сторона вопроса… Персонально для меня. — Загадочный задумчивый взгляд.
— Многие сами платят, чтобы выйти на НПК от своей провинции, — ехидно заметил Фудзи.
— Вот пусть сеньор идёт к ним, не проблема! — поднял наш гитарист руки.
— Да не вопрос, парни. Вот такой суммы вам хватит? — Перед нами на стол лёг чек. Карен, как главный, взял его. Брови его удивлённо взлетели.
— Ого!
— Чё там? — вперёд подался и Хан.
— Лям. — Карен положил чек назад.
— Это лично вам, — обозначил сеньор. — Вашей группе, как коллективу, как будете делить — сами решайте. Все оперативные расходы, организационные, подготовительные… Оборудование, подготовка сопровождения, репетиции, записи, свето- и звукомеханики — всё оплачиваю я. То есть провинция Санта-Катарина.
— Насколько я знаю, — вставил я свои пять центаво, — чтобы участвовать, мы должна проживать в провинции минимум десять лет.
— О, Хуан, я тебя умоляю! — махнул этот чёрт рукой. — Не проживать, а быть налогоплательщиком. — Он открыл лежащую перед ним на столе голубую папочку и раздал каждому из нас по листку из натуральной бумаги. — Поздравляю, вы все, вчетвером, являетесь собственниками домов в провинции Санта-Катарина. И уже больше десяти лет платите за эти дома налоги. Там не дома, так, квартиры, но все налоги оплачены, никаких задолженностей. А для конкурса важно только это.
— Квартиры реально существуют? — озадаченно вертя лист в руке, уточнил Хан.
— Конечно. Причём вполне официально сдаются тамошним шахтёрам-вахтовикам. Отвечаю на незаданный вопрос — налоги со сдачи вы также исправно платите, никаких вопросов по вашей принадлежности к провинции не будет.
— Вот так просто, взять, заплатить, и… — вырвалось у меня.
— Хуан, если бы я попытался «наколоть» налоговую провинции на эти деньги — меня бы уже смешали с дерьмом. Я же всего лишь заплатил, внёс дополнительную сумму. Какая налоговая не будет приветствовать такое?
М-да…
— И эта… Недвижимость… Тоже останется нам? — не верил что всё так просто Хан.
— А вам нужны те халупы в рабочем районе? Да забирайте! — Сеньор Эскобар снова хохотнул. — Но платить далее за них будете вы. Как и собирать плату с вахтовиков. Лучше наймите агента — не наездитесь в Санта-Катарину.
— Что по песням? — перешёл я к делу, понимая, что ребята согласны. — «Любая не на испанском», понимаю, означает единственно возможный вариант?
— Разумеется. — Сеньор и не думал отпираться. — Да, это должна быть песня на вашем языке. Более того, она должна быть… Двусмысленной. Провокационной. Но при этом в границах дозволенного — открытым текстом произносить скользкие вещи нельзя, меня не поймут. Ах да, ещё два условия. Песня может быть на русском, но не про русских, как нацию. Это важно, так как это ЛАТИНСКИЙ песенный конкурс. Понимаете?
— А второе какое условие? — хмурился Карен.
— Второе… — Сеньор замялся. — Вы поёте про победы русских. В боях. Битвах. Стычках. Войнах. Я не хочу, чтобы вы пели про русских, но и не хочу, чтобы пели про победы.