— А, вот ты где! — окликнул его. Он поднял голову. Нахмурился.
— Привет. — Сухо, сжато, как не родному. Руку не подал (хотя загипсована левая).
Я сел рядом, благо на парапете было место. Вздохнул. И решил рубить, как есть, без предисловий.
— Я не спал с нею. И ты это знаешь.
Он молчал.
— У тебя до неё были женщины. А у неё до тебя никого не было. И это ты тоже знаешь. Она до сих пор девственница и держит себя для тебя.
— Ты знал, что она мне нравится. И она бегает в увольнительные на встречи со мной, — парировал он. — И всё равно зажимал её, лапал, давал в рот, устраивал тактильные оргазмы. — Сука Маркиза! Убью нахрен! — Если бы это был кто-то левый, кто не знал… Я всё понимаю, не мальчик. Это нормально, когда сближаются двое людей с историей за плечами. Но ты ЗНАЛ!!! — Он зашипел от ярости.
— Или ты принимаешь философию корпуса, принимаешь её такой, какая есть, или отвали от неё, — совершенно спокойно, обыденно, произнёс я, поняв, что если буду лечить, попытаюсь что-то доказать, сделаю только хуже. — Заберу её себе. У меня и так гарем, одной больше, одной меньше — найду и ей место. Так что или принимай, как данность, или срули к чёртовой матери в сторону, камаррадо. Это последний раз, когда я поднял эту тему! — Видимо мои глаза как-то нехорошо загорелись, а в голосе прорезалось нечто, ибо Хуан Карлос вжал голову в плечи и чутка отодвинулся.
— Ещё чтоб ты знал, я не говорил ломать тебе руку, — продолжил я. — Но оценивая её поступок с высоты сего дня, признаю, это было оптимальное решение. И подчёркиваю, его принял не я! Она — эффективная девушка. Сама, и без моего тонкого и острого ума.
Он усмехнулся, но в усмешке кроме иронии было слишком много обречённости.
— Хорошо, разобрались. Дальше что? — буркнул он. — Думаешь, между нами возможна дружба, которая была тогда?
— Нет, конечно! — покачал я головой. — Дальше мне надо заняться партийной работой. Хочу создать свою политическую партию. И ты можешь помочь. Прежней дружбы не будет, но ты мне не враг. Наоборот, я тебе доверяю. А это на сегодня немало, я мало кому доверяю.
— Очень смешно! — снова фыркнул он, но теперь гораздо увереннее. — Политическая партия… Ты с какой орбиты упал, Хуан?
— Я не говорю, что это будет завтра, — вновь покачал я головой. — Но в течение года-двух нужно понять, как что делать, и сделать первые шаги. Познакомь с теми, кто в этом шарит. Сам ты, и ты это понимаешь, так себе партийный деятель. Пока. Но в будущем из тебя выйдет толк… Если не свяжешься с нехорошими сеньорами, конечно.
Он задумался — я его огорошил.
— Хуан, ты сам себе веришь? — спросил бывший друг, но я видел, говорит он слова, но думает совсем иначе. Подсознательно понимает, что я МОГУ это сделать. Как, через сколько, сколько потрачу денег и сил — дело девятое. Но могу. И точка.
— Если правильно себя поставишь и проявишь, будешь лидером этой новой партии, — подсластил я. — Пока всё, давай, у меня дела. Думай. Отзвонюсь позже, после информатики. — Встал с намерением подняться назад, в третью оранжерею, к сестрёнке и Селесте.
— Ты действительно хочешь идти во власть? — раздалось в спину.
Обернулся. Коварно оскалился.
— Если всякие… Эскобары выполняют безумные планы по завоеванию политического Олимпа, то чем я хуже со своей «подпиской»?
Вышел.
В третьей оранжерее народу убавилось — у кого-то уже началась консультация. На парапете фонтана сидели уже три сеньориты — к двум мною оставленным присоединилась Эмма.
— О, Хуан! Вернулся! — подскочила Селеста. — Ты это… Извини. Но у меня консультация. Чао!
Чмокнула меня в щёку и убежала. Переводные экзамены не то же, что выпускные (я так вообще их не сдавал, наоборот, войнушку в этих стенах устроил), но всё же для титуляров они важны.
— Привет, — кивнул я засмущавшейся Эмме и сел рядом. — Как ты?