— Я видел её глаза, — рвало меня желчью и ядом, и я осознал многое, что до этого воспринималось чисто интуитивно. — Принцессы Алисии. Это не был взгляд непримиримого воина. Да, она побарахтается, но у неё есть «план Б». То же и с остальными — они ничуть не лучше, а кто-то, наверное, даже похуже, ибо не имеет за плечами двух лет Корпуса. Ведь то, что им некуда бежать — неправда! Некуда бежать только королеве. Той да, хоть вешайся, но додави! Что она периодически и делает, когда её загоняют в угол. — Это я бросил намёк на Марсианскую операцию, которую провернула королева у Хименеса под носом, походя щёлкнув старика по оному носу. — Русский бухгалтер может свалить на историческую родину, и человек с его квалификацией и деньгами всегда найдёт возможность договориться с земляками о тихом пребывании на их территории. Сирена… Сирена страшна только здесь, на своём месте. Исчезни она — и никому дела не будет до её персоны. Пусть живёт на Волге, с мужем, опытным консультантом президента Марцелова. Алиса — вольная птаха. Заберёт близняшек-дочерей и осядет… Да хоть в той же Империи! Будет жить на ранчо в Парагвае, или на вилле у моря, никуда не будет лезть, и зачем её трогать? У неё полно на всех компромата, вы не давите на неё, она не светит компроматом на ваших подданных. И все счастливы.
— Фрейя… — Я усмехнулся, перейдя к вкусному. — Фрейя — королева в изгнании. Вначале, наверное, поживёт у русских — папа договорится. Потом по-родственному свалит к вам, в Империю, где её будут использовать, чтобы иметь козырь в давлении на Венеру. При перехвате власти на Венере, а вас вряд ли устроит правительство, которое вы не контролируете, она в теории сможет вернуться и возглавить про-ваше государство. С нею может улететь много хороших людей, которым опасно оставаться на Венере, но все они спокойно найдут себя рядом с нею.
— Ну, а Изабелла с Эдуардо никому не интересны! — подвёл я черту. Тем более, Изабеллу вы обещали оставить мне.
Успокоился, сел. Посмотрел на памятник. Сеньор Эрнесто с постамента загадочно улыбался. Я понимал этот взгляд — вспомнил его «Старик и море», героическое сопротивление терзающим тебя объективным силам. Победа в трудной неравной борьбе со стихией. Я помню, Мастер, читал. Но сейчас не та ситуация.
— У них полно денег, — снова продолжил я, ибо сеньор Хименес молчал. — Полно подставных фирм на Земле, которые останутся у них, даже если конфисковать всю официальную собственность клана Веласкес на Венере. У них просто горы компромата на всю Солсистему, включая маленькие несамостоятельные страны! Они даже смогут со временем вернуть то, что потеряют, заключив грамотные союзы с нужными силами. И даже меня они прикроют своим волшебным покрывалом, отправив на райский остров с Изабеллой заниматься гостиницами и туристами. Вот только я этого не хочу, сеньор! Не хочу счастья на райском острове с любимой, если цена этому — предательство!
— Отказ от борьбы не есть предательство, — парировал сеньор. — Это всего лишь отступление перед грозной неодолимой силой. Давай будем откровенны, монархии в наше время — лютые анахронизмы. Себастьян понимает, что он — всего лишь компромиссная фигура наших семей, удерживающая их в рамках, не дающая снова скатиться в пучину кровавой гражданской войны. Империя большая, у нас всё происходит медленно, и он не уверен, что его дети, не то, что внуки, останутся править. А Венера — маленькая. И все кризисы монархии в ней видны издалека, и проявляются очень быстро. Может это просто историческая тенденция, и ты призываешь бороться с ветряными мельницами?
— Может и так, — согласился я. — Может это и ветряные мельницы, которым плевать на бедного маленького меня. Но я, сеньор, как тот медоед, не могу сдаться. Просто не могу. Мы начали эту борьбу, и больше скажу, это я настоял на вводе в город войск под предлогом государственного переворота. И, какая ирония, этим решением мы напугали настоящих заговорщиков, которые почувствовали опасность и проявили себя, начав действовать. Мы должны сразиться и или додавить и растерзать их, или они растерзают нас. И я готов быть растерзанным.
— …Но оставшимся Веласкесам плевать, — выдал я ядовитую тираду, и только сейчас осознал, насколько сильно это для меня важно. Понимал интуитивно, что это неправильно, противился, отрицал, осознал, что готов бежать от них, если они сложат лапки. Но сейчас понял, насколько сильно меня на этом «торкнуло». Ибо не смогу сидеть с этими людьми на одном гектаре, меня расплющит от презрения и ненависти. Наверное, это моя слабость — показывать такое, или даже просто такое чувствовать. Я ещё слишком молод, чтобы быть мудрым правителем. И это, наверное, урок, за который стоит сказать враждебным силам «спасибо».