И сразу после бойни с мэрией за космодром, «Сигма» передала короткий «привет» и ушла в свободный полёт, то есть получив-таки приказ о снятии протокола. Даже не помахав штабу космофлота: «Всем чмоки в этом чате», о чём космофлот уведомил её высочество, дескать, чрезвычайная ситуация. По флоту сложно, там есть и верные королевскому клану люди, и люди Ортега, и люди Торресов, та ещё клоака, так что никакого решения принято не было, протокол отменять не стали с формулировкой «в связи с чрезвычайными обстоятельствами». Ибо не отвечающий на вызовы автономный мозг сферы ПКО — обстоятельство архичрезвычайное.
Так что заняться у нас вчера было чем, гребли информацию о посетившем пушистом лисе лопатой, и было не до близости. Ни ей, переживающей страшное эмоциональное потрясение, ни мне. Сил хватило только пожелать Бельчонку спокойной ночи, и её поддерживающий тон стал отдушиной, позволяющей не сойти с ума и настроиться на лучшее.
— Хуан, хочу, чтоб ты знал. Я давно хотела поговорить, но всё было не до этого, — под конец разговора созрела она. — Просто нам всегда кажется, что впереди вечность, а раз так, зачем говорить такие вещи, ведь можно ещё немного покупаться в лучах личного счастья, правда? И ещё немного…
— Бэль, твоя мама всё сказала, — улыбнулся я, поняв, о чём она.
— То мама. А я сама должна. Должна БЫЛА, — поправилась она. — Но я такая стерва, и жуткая собственница, что всячески оттягивала этот разговор. Но сейчас, когда маме плохо, и всё неожиданно полетело на Макемаке… Хуан, ты должен жениться на Фрейе! — с жаром быстро-быстро произнесла она, словно боясь, что не успеет, что передумает. — Я никуда тебя не отпущу, ты будешь со мной, но лучше, чтобы у наследника престола был статус рождённого в браке.
— А ты? — усмехнулся я.
— А я что? — наигранно залихватская, но на самом деле трагическая улыбка. — Я всегда считалась безбашенной, нарушающей любые порядки и не соблюдающей правила. И мне всегда было плевать на мнение людей о себе. Главное, чтобы ты был рядом, в браке родить или нет — всё равно.
Врунишка! Но врунишка честная, она искренне заставила себя принять эту мысль, смириться с нею и никогда не высказывать вслух, чтобы это не всплыло потом ни между нами, ни между нею и Фрейей.
— Я приму ислам и женюсь на обеих, — снова поддел я.
— Нет. У нас так нельзя, хотя ход был бы красивый. Всё, целую! Хуан, береги её! Пожалуйста! Нам с Эдуардо очень тяжело, сидим одни, на отшибе мира, без доступа к информации, все извелись, но ей тяжелее стократ. Если ты её любишь… Если любишь нас обеих… Береги её! Поддержи. Умоляю!
— Я всё знаю, сладкая, — успокаивающе ей улыбнулся. — Всё сделаю. Обещаю…
После чего перенёс Фрейю на кровать и лёг рядом. Раздевать её не стал, да и сам тоже уснул одетым. На первый раз и так сойдёт.
С утра нас разбудила Оливия, дав пять минут на «привести в себя»:
— Вас ждут.
— Дела, Фрей. Пошли, — тяжко вздохнул я, и полез к краю этого траходрома — надо в туалет и умыться. Высочество ещё в прострации, и хочу я или нет, придётся некоторые вещи решать за неё. Есть ещё Сирена, тайный кукловод семьи, но она вся погружена в дела, защищает падчерицу по всем фронтам, каким может, и есть сеньор Серхио, который также что-то делает, чтоб помочь, прямо из больницы. Но эти могущественные уважаемые люди рядом с нею посадили меня, а значит этот фронт на мне с их благословления. То бишь, моя боевая задача, и приказы на войне не обсуждаются.
— Фрей, врачи сказали, я всё-таки нужна, — произнесла Мишель вместо приветствия, когда мы вошли в столовую её блока. Слуги спешно накрывали на стол быстрый завтрак. Не мешая им, в сторонке стояли она и Сирена, тихонько о чём-то своём преговариваясь. Мишель при нашем появлении не стала рассусоливать «о погоде» и первой же фразой огорошила.