От такой жизни у нее привкус металла во рту. Кэрол теперь то и дело жвачку с ментолом жует, ощущает себя женщиной, какой и должна быть любая женщина: богатая и беззащитная, которую есть, кому защитить.
Наконец-то она кому-то понадобилась. Как приятно!
Кто-то тратит время – да что там время – жизнь, отслеживает её передвижения, докладывает Петру.
Пётр слушает, вникает, тоже жизнь расходует.
И, хотя к интиму тяги по-прежнему нет, биение жизни появилось.
Она теперь в самой её гуще, в социуме. И этот социум – золотая клетка.
Не квартира, а космический корабль, когда космонавты умерли, а корабль летит. Паутины, правда, нет, но пылищи навалило. Настоящее уходит в прошлое в момент. Пройтись бы мокрой тряпкой, повернуть время вспять, да не дай бог!
Кэрол сокращает свое присутствие в прессе. Столько лет потрачено, чтобы в прессу влезть. Кэрол оставит лишь «Невыдуманные истории». Уже неделю она не садилась за компьютер, чем напоминает Джонни. И причина одинаковая – личная. Только у Кэрол жизнь взлетела вверх, а у Джонни вошла в штопор.
***
Лиза наэкономила на обедах, заняла у подружек. И купила…
– Джонни закрой глаза.
– Не закрою! Хочу смотреть, как ты раздеваешься.
– Другой сюрприз. Вытяни руки.
Джонни вытянул руки и закрыл глаза. Прохлада благородного металла позолотила безымянный палец правой руки.
– Нельзя заранее, плохой знак.
– Ты суеверный, а я – нет. Жизнь свою мы строим сами.
– Кольца должен покупать мужчина.
– Да, ладно тебе. У меня просьба. Выполнишь.
– Говори.
– Будем носить их дома, а уходя снимать. Надень мне кольцо и ты.
***
Кольца сняты. Теперь их место на полке в бархатной коробочке, сателлите счастья. Слово сателлит – значит "телохранитель" и "спутник". Для бархатной коробочки, которая будет храниться в нижнем ящике его стола, подходят оба определения.
Лиза не пользуется чужими запахами. Она выпорхнула из квартиры, оставив аромат чистоты и свежести, всегда сопутствующие ей сателлиты. Джонни прислонился к двери, закрыл глаза и втянул в себя воздух прихожей. Ему хочется набрать полную грудь, раз в пять больше, чем туда вмещается. Но, туда вмещается столько, сколько вмещается…
Вернувшись в комнату, Джонни позвонил Кэрол.
– Не обижайся.
– И ты прости за разбитый телефон.
– Свободна?
– Не поверишь, свободна. Петя на корте, я на Форде. Он мне машину подарил.
– Форд?
– Нет, это для рифмы: он на корте, я на Форде. Порш Кайен.
– Покатаешь?
– Ещё прав нет. Встретимся как обычно, в кафе Дениса. Я и его позову. Не против?
– Зови, конечно.
Оглядевшись в поисках Джонни, Кэрол обратила внимание, что в зеркалах она не активна. Послеобеденное солнце не высвечивает её формы, а искусственный свет кафе тускл. Или зеркала отдыхают, ведь отражение их работа, а о работе иногда надо забывать.
– Привет!
– Прости за телефон ещё раз. Сколько я тебе должна.
– С ума сошла!
– Пользуйся моментом, Джонни, называй любую сумму!
– Успокойся. Ты звонила Денису?
– Не берёт трубку.
– Кэрол, я решил сменить профессию.
– Что???
– Хочу заняться чем-то другим.
– Чем?
– Например, животных стричь. Очень прибыльное дело. Стану грумером.
– Это она тебя надоумила?
Так случалось и раньше. Когда нервы как струны, Кэрол читает его мысли.
– Джонни, ты бредишь. Договоримся так: я ничего не слышала, ничего не помню, а ты ничего не говорил. … Грумер. Ты не в себе! Посмотри мне в глаза.
Джонни смотрит Кэрол в глаза.
– Единственный раз в жизни я потеряла самообладание, когда разбила твой телефон. Теперь спокойна. Ты не посмеешь бросить фотографию. Не посмеешь!
– Ну, это решать мне.
– Нет, профессию выбрал не ты и не тебе решать, бросать её или нет.
– Не я, а кто?
– Это выбор свыше.
– Кэрол, не парь мозги.
– Думаешь, я позволю ей сломать твою жизнь. Ошибаешься!
– Звучит как угроза.
– Возможно. Репортаж сдал?
– Нет ещё.
– Что с десятой душой?
– Найду в архиве.
Привыкаешь ко всему. В Русском музее Кэрол обратила внимание, что смотрительницы, к примеру, не "Взятием снежного городка" любуются завороженно, а паркетом. И так в любом музее.
Кэрол теперь тоже ходит мимо Никаса как мимо Рубенса, вообще внимания не обращает, как не обращала она внимания на обои с красными маками в съемной квартире. И только к Джонни привыкнуть не может. Смотрит на него, как музейная смотрительница на паркет. И видит то, что недоступно топчущему его турпотоку.