– Вы ошиблись номером.
– Джонни, это ты?
– Да, Ярославна, это Джонни, но вам не ко мне, а к психиатру.
– Подожди. Мне больше не звонить?
– Нет.
– И я тебя никогда не увижу?
– Очень на это надеюсь.
И Джонни вешает трубку.
"Подожди", – Ярославна продолжает просить, затем переходит на крик: "Подожди!". Сначала в трубку, затем на его фото, смотрящее из красного угла, затем в красный угол воет, затем снимает трубку и крутит телефонный диск вновь.
– Дежурный слушает.
– Я по поводу убийства.
– Какого убийства?
– Хочу признаться в убийстве Дениса Суходольского.
– Переключаю.
Щёлк.
– Следователь Барсуков. Слушаю.
– Хочу признаться в убийстве Дениса Суходольского.
– Как вас зовут?
– Не важно.
– Как не важно, если вы признаетесь в убийстве.
– Хочу признаться, что убийца – Джонни, фотограф. Это он Суходольского топором зарубил.
– Как зарубил?
– Как куренка.
– Доказательства.
– Доказательства не у меня, а у Джонни под диваном. Там паспорт Суходольского и дарственные, который он забрал из квартиры убитого.
Ярославна бросила трубку. Затем быстро оделась и вышла из дома.
– Телефон засекли?
– Татьяна Ярославовна Завьюжинова, проживает… Да, она в соседнем доме с Казанцевым проживает.
– Вот и всё! Живо к Казанцеву. И опергруппу к Завьюжновой, – и дежурному, – обеспечить зеленую волну!
А так как младшие оперуполномоченные застряли в троллейбусе, который застрял из-за обрыва провода, пришлось без них. И у Валентины ребёнок заболел, оказывается. Дознаватель Валентину не отпускает, но, она того и гляди в обморок грохнется, мать, видите ли. Дознаватель Валю отпускает, но с твердым намерением завтра же уволить по несоответствию.
Каплин насупился. Он имеет несколько поводов насупиться: когда ест, пьет или, как сейчас, в бешенстве. Да ещё Барсуков масло в огонь подливает, мол, как погоны обмывать, так к столу не протолкнуться, а как в атаку, так не с кем. Впору патологоанатома брать на обезвреживание. Хорошо Самец всегда при своих. И Ядвига при Самце, в стойке: полная боеготовность, хоть у кого-то.
Барсуков, Каплин, Ядвига, Самец, фотограф – по машинам!
Следственный Форд повизгивая покрышками вырывается на проезжую часть. Это и все звуки. Барсуков запрещает включать сирену, один проблесковый маячок с ума сходит. С сиреной мчатся – плохая примета. Возможно, для кого-то и хорошая, но для Барсукова плохая. Он редко упускает преступников, только если сирена на всю улицу, тогда даже странно, когда преступник ловится, обычно упускается.
***
… и стала Кэрол ощущать себя искусствоведом. Началось с малого. Проходя вдоль полотен, развешанных на стене большого холла нижнего этажа, Кэрол вдруг увидела, что отличает Веласкеса от Рубенса. Вчера ещё не отличала, а сегодня уже не одно и то же. Вроде одно и то же, а разное.
Сделав открытие, Кэрол сильно удивилась. Развернулась и пошла вдоль стены обратно, затем снова вперед.
– Пограничник, поднимайся.
Серебров наблюдал за Кэрол с балюстрады верхнего променада.
Сверху Кэрол напоминала ему пампушку, катышек из сдобного теста с вишневым джемом внутри. Серебров не позволял себе сладкое, любил, но запрещал категорически, оберегал фигуру, культивировал кубики на животе.
Сладкое он лишь фантазировал и, надо сказать, после коитуса, пончиков ему не хотелось, он после коитуса даже чай пил без сахара. Нет, он и до коитуса чай без сахара пил, но после о сахаре даже не вспоминал. А вообще-то Серебров чай пил редко, кофе почти не пил. Одну чистую воду пил, как Анжелика Варум, с утра до вечера пил. И выглядел как Анжелика Варум, на 10 лет моложе заложенного возраста.
Сереброву и Кэрол завидовали. Особенно завидовали Кэрол, и особенно -после выхода журнала «Форбс» с Тиньковым на обложке. Там и про Сереброва, если с умом почитать. Серебров шел в гору. Значит и Кэрол рядом.
– Альпинистка, – зло шептались недропользователи и горнорудники.
Редакция журнала «Недропользование и горнорудная промышленность» проводила негласное расследование: кто пригласил Кэрол на Кипр! Какая тварь пригласила. Словно, не попадись Кэрол, Серебров принял бы постриг, оставив каждой горноруднице по надежде.
– Жди, сам спущусь, – крикнул Серебров сверху.
Пока пампушка на верх взберется, джемом изойдешь.
И Пётр мчится вниз.