Мишу: А не слишком ли много ты о себе вообразила?
Лаура: В смысле?
Мишу: Я ведь тебе слова не сказал, когда ты здесь устроилась, в моём парке. Пусть себе, думаю, и она срубит баблишка. Был бы я говнюком каким, погнал бы тебя отсюда в первый же день.
Лаура: Ох, спасибо! Очень тебе благодарна! То есть, этот парк — твой, говоришь?
Мишу: Да, мой!
Лаура: Ты его купил?
Мишу: Я первый сюда пришёл статуей стоять, у меня право певренства.
Лаура: И в чём проблема?
Мишу: В том, что ты бы полегче с критикой, да! Ещё неизвестно, кого люди больше пугаются! Может, ещё из-за твоей ядовито-зелёной «Свободы»!
Лаура: Это не ядовито-зелёный! Это цвет старой меди! Именно так выглядит статуя в Хадсоне, в инете посмотри. Людям в парке, особенно детям, нравится смотреть на статую Свободы. А вот твой Дракула их пугает — вот эти пластиковые клыки и жуткий грим. Кстати, давно хотела спросить: а почему ты сменил персонажа?
Мишу: Твоё какое дело? Сменил, и всё!
Лаура: Вот этот твой Простофиля разве был не лучше?
Мишу: Чем это лучше?
Лаура: Ну, платили-то побольше, я думаю.
Мишу: Ага, щас! Те же копейки…
Лаура: А мне больше нравился Простофиля. Вот этот момент, со сметаной и простоквашей — это же прелесть была!
Мишу: Когда это ты видела сценку со сметаной?
Лаура: Видела. Ты выступал на бульваре, в День Защиты Детей. Я мимо проходила и увидела. Ну и морда у тебя была!
Мишу: Тебе правда понравилось?
Лаура: Да, честно. Вообще, это именно ты подал мне идею с живой статуей. Я тогда до ручки уже дошла. Начала вещи распродавать. Продала ноут.
Мишу: А из театра ушла почему?
Лаура: Не ушла, а меня выставили. Потому что я не талантливая. Потому что меня дерьмово учили ремеслу и из меня получилась не актриса, а толстая грубиянка. Бутерброд будешь?
Мишу: Сегодня моя очередь приносить бутерброды.
Лаура: Да ладно, у тебя кредит и Фиат в рассрочку. Будешь?
Мишу: Ты что, не вершь? Если ты будешь издеваться…
Лаура: Тогда что? Ой, боюсь-боюсь! Давай, хватит ломаться. Есть со шницелем и с сыром. Выбирай…
Мишу: Со шницелем…
Лаура: Приятного аппетита…
Мишу: Спасибо! И тебе.
Лаура: Спасибо!
Мишу: Толстая грубиянка? Этот урод так и сказал?
Лаура: Я не хочу об этом.
Мишу: В суд на него надо было подать.
Лаура: Нельзя подать в суд на режиссёра за то, что он не считает актрису талантливой. А потом ещё напечатали рецензию на спектакль, где от меня просто камня на камне не оставили. «Молодая актриса отличилась нездоровой тягой к псевдоестественной манере игры, голос настолько слабый, что едва можно разобрать текст, её пластика достойна исключительно сострадания». Так что, юная надежда румынского театра, выметайся вон!
Мишу: Какой козёл написал всю эту чушь?
Лаура: Коза! Это женщина. Отомстила, сучка.
Мишу: Отомстила?
Лаура: Она ко мне клеилась. В гримёрке ко мне подкатила. Лизаться полезла вонючим своим языком. Ну я её и ударила.
Мишу: А знаешь, ведь и Мэрилин Монро одно время…
Лаура: И знать не хочу. Мне нравятся мужчины.
Мишу: Гм… Не замечал.
Лаура: Ой, только не начинай опять!
Мишу: Я не начинаю, а продолжаю. Меня от тебя в жар кидает, понимаешь? Чувствую себя рядом с тобой… Как бы тебе объяснить… Гранатой чувствую, которая вот-вот взорвётся. Что я могу поделать, если ты мне нравишься? Если б не это, можно подумать, стал бы я торчать в этом дурацком парке. Думаешь, мне самому приятно каждый день надевать эти идиотские вампирские клыки? Это ведь я для тебя!
Лаура: Ещё бутерброд хочешь?
Мишу: Ты что, не слышишь, что я говорю?
Лаура: Ой, брось! Так я и поверила, что ты играешь живую статую из любви ко мне. Пять минут назад ты говорил прo кредит и Фиат!
Мишу: Глупости я говорил.
Лаура: Ага, то есть нет ни кредита, ни Фиата?
Мишу: Да насрать мне на кредиты и Фиаты! Смеёшься? Я кажусь тебе смешным?
Лаура: Нет.
Мишу: Я что — урод? У меня большой нос? Лысина?
Лаура: Мишу, ради бога…