Friluftsliv, как я его понимаю
Если вы хоть немного знакомы с северной культурой, то, наверное, слышали мнение, что народы Севера имеют сильную, чуть ли не мистическую связь с природой, дарованную им предками сотни, если не тысячи лет назад. Суровая красота диких, незаселенных просторов, разительный контраст темного покрывала полярной ночи зимой и жемчужно-розового полуночного света летом – вот тот фон, на котором у жителей северных стран складывается восприятие себя как людей, тесно связанных с природой. Северная мифология изобилует богами и богинями ветра, лесов, дождя, времен года, плодородия почвы, и это показывает, что природа ощутимо присутствовала в жизни людей, не только снабжая их дровами, едой, лекарствами и всем необходимым для жизни, но и связывая их земное существование с духовным миром (северяне так любят зимние забавы, что у них была даже богиня лыж и снегоступов – Скади[7]). Древние горы, сияющие небеса, тихие леса Севера породили бесчисленные легенды и сказки, связанные с миром живой природы, а традиционное для этих мест право бродить где хочется, как говорят, восходит еще ко временам Средневековья.
При этом идея сознательного использования природы для отдыха и восстановления сил, то есть то, что сейчас мы называем friluftsliv, появилась меньше двух сотен лет назад и была непрямым результатом эпохи Просвещения, виднейший деятель которой, Рене Декарт, провозгласил человека повелителем и властелином природы[8]. Картезианское понимание устройства мира проложило дорогу промышленной революции, а она, в свою очередь, радикально изменила взаимоотношения человека с природой, раскрутив спираль экологических проблем, которые мы решаем и сегодня. Следствие революции – урбанизация – окончательно оторвало людей от лесов, гор, полей и пашен, среди которых они обитали не одно тысячелетие. Подобно всем мощным движениям, индустриализация вызвала к жизни свою противоположность – романтизм. Его пламенные приверженцы, которых было много среди художественной и интеллектуальной элиты общества, восхваляли природу и видели в ней залог духовного возрождения. Единственная сложность была в том, что эти небедные люди, не имея естественной связи с природой – они не охотились, не рыбачили, не работали в поле, – вынуждены были создавать ее сами. Для этого они покидали города и, оказываясь лицом к лицу с природой, закладывали основы того, что потом получило название friluftsliv.
Позднее, уже в 30-х годах XX века, когда у рабочих появилось больше свободного времени и денег, они вместе с состоятельными горожанами тоже устремились на берег моря, в горы, леса, луга. Конечно, «синим воротничкам» тоже хотелось свежего воздуха, спокойного отдыха, покоя в душе и голове. И правительство не оставалось в стороне, многое делая для распространения friluftsliv среди населения[9]. В 1919 году в Швеции, как и во многих других странах, после многолетних требований профсоюзов была наконец законодательно введена сорокавосьмичасовая рабочая неделя, и политики забеспокоились, как бы люди не стали «неправильно» использовать высвободившееся у них время. А вдруг их затянет пучина низкопробной культуры и сомнительных развлечений вроде танцев и выпивки? Или, того хуже, они начнут чахнуть, хиреть, не заполняя свободное время ничем полезным? Во friluftsliv увидели средство сохранения рабочего класса физически активным и здоровым. Военные тоже были заинтересованы в сильных и здоровых людях, которые в состоянии оборонять государство от противника, и это направление показалось им как нельзя более подходящим.
Приобщение к жизни, связанной с физической активностью на природе, начиналось еще в детстве, потому что уроки физкультуры проводились на свежем воздухе. К концу 1930-х годов понятие «свободное время» стало, по сути, синонимом friluftsliv, и для этого нового времяпрепровождения было создано множество зеленых зон, городских парков, природоохранных районов[10]. В этом смысле правительство поступило с friluftsliv так же, как потом IKEA с дизайном мебели, сделав его демократичным и доступным каждому.
9