Но его ждал человек в самом обыкновенном костюме, со свободными манерами и смеющимися глазами. Георгий Васильевич Чичерин усадил Нансена в кожаное кресло и на хорошем английском языке осведомился, как тот чувствует себя с дороги.
Нансен поблагодарил и сказал, что он, как уполномоченный Советом Лиги наций, намерен…
— Простите, — перебил его народный комиссар, — Лига наций не признает нас, и мы не признаем ее. Я, к сожалению, не могу считать ваши полномочия достаточными для ведения переговоров.
Вот как! Нансен поднялся во весь рост. Нет, он не намерен церемониться с большевиками!
— В таком случае, я немедленно уезжаю. Вся ответственность за последствия падет на ваше правительство.
— Паровоз к вашему вагону будет подан через два часа, — тоже встав, спокойно сказал Чичерин.
Но так срочно паровоз не понадобился: Чичерин и Нансен, согласившись вести личные переговоры, быстро нашли общий язык. Советское правительство обещало бесплатно перевозить военнопленных до границы и вообще всячески помогать Нансену.
…Два месяца, так легкомысленно названные Ноэль-Беккером, превратились в два года непрерывной работы, в два года бесконечных разъездов по Европе.
Заключительный отчет Нансена Лиге наций был написан всего на одной страничке. Там сообщалось, что четыреста двадцать три тысячи военнопленных двадцати шести национальностей возвращены на родину; из них сто пятьдесят четыре тысячи человек были в плену у русских. Советские власти, говорилось в отчете, несмотря на тяжелое положение в стране, не только полностью выполнили свои обязательства, но вернули пленных даже быстрее, чем обещали.
На первом заседании Лиги наций Нансен сказал:
— Если некоторые государства окажутся за дверью, наша организация уже не будет подлинно мировой. Я хотел бы видеть здесь представителя России…
Зал ответил на это гробовым молчанием. Потом кто-то крикнул с места:
— Позор!
В Лиге наций Нансен прослыл «красным».
Многие деятели Лиги мечтали о вооруженной расправе над Советской Россией, о продолжении интервенции. Нансен думал по-другому.
Он призывал великие державы не применять силу. Ведь если минувшая война была жестокой, то будущая станет варварской. Особенно пострадают мирные жители густонаселенных стран. Нужно отменить воинскую повинность, наладить международный контроль над вооруженными силами, решать спорные вопросы путем переговоров между странами.
Он выступал против интервенции. Фальшивый царский режим мешал развитию России — и пусть теперь русский народ сам устраивает свою судьбу. Нужна лишь одна интервенция — против голода и эпидемий. Вот тут может проявиться добрая воля Лиги наций — и это нужно сделать без навязывания политических условий. Тогда новая Россия не будет отколота от остальной Европы.
«Он „красный“» — окончательно решили дипломаты о Нансене.
Вызов
Небывалая засуха в России началась ранней весной 1921 года.
На Волге не было половодья, река не вышла из берегов — так мало снегу выпало зимой. Листья, едва распустившись, ссыхались и облетали. Всходы сгорели. Деревни Поволжья лежали среди черных, мертвых полей. Дым пожаров стлался над землей. В небе висело красное, зловещее солнце. Знойные ветры несли со стороны Заволжья тучи мельчайшего песка — это дышала пустыня.
Спасаясь от лютой беды, крестьяне заколачивали избы и брели куда глаза глядят. На пристанях и вокзалах скапливались толпы голодных. К середине лета беженцы из Поволжья растеклись по всей стране.
Правительство посылало в голодные губернии сотни эшелонов с хлебом. Но оно не могло накормить все Поволжье. Там жили десятки миллионов людей. С прошлых лет у них не было никаких запасов — народ еще не оправился от бедствий войны и интервенции. Кроме того, засуха захватила не только Поволжье, но и Украину, Крым, Приуралье.
Хотя неурожаи и засухи в России часто бывали и прежде, на этот раз в народном бедствии обвиняли только большевиков.
Некоторые европейские газеты напечатали письмо Алексея Максимовича Горького о голодающем Поволжье. Обращение великого писателя, с которым Нансен был знаком и переписывался, взволновало его, заставило особенно пристально следить за сообщениями о России.
Было похоже, что Европа не спешит помогать голодным. Откликнулись только рабочие и коммунистические организации. Они посылали в Россию хлеб, собирали деньги.
Нашлись люди, которых радовал голод в Поволжье. Делегация русских эмигрантов, бежавших от большевиков, умоляла американского посла в Париже сделать все, чтобы Поволжье не получило ни крошки американского хлеба: лучше принести в жертву несколько сот тысяч русских мужиков, чем поддерживать правительство, прогнавшее законную российскую власть. «Толпы голодных идут к границам, чтобы ринуться в Европу, разнося заразу большевизма!» — сообщали газеты.