Как чудесно скользят лыжи, прорезая тонкий наст! А бедняга Григ, наверное, хлюпает сейчас по слякоти бергенских улиц.
С горы — в долину, из долины — на гору… А ну-ка, еще вираж покруче. Ух, хорошо!
Фритьоф наслаждался бегом, солнцем, воздухом. Устав, он спустился к крестьянскому хутору. Крестьянин, покуривая трубку, щурился на солнце.
— Здравствуйте! Как называется хутор? — спросил Фритьоф.
Крестьянин молча разглядывал лыжника. Тот повторил вопрос.
— Давно ходишь на лыжах, парень? — в свою очередь, спросил хуторянин.
— Да, с детства. А скажи-ка, далеко отсюда до Гудвангена?
Но крестьянин снова ничего не ответил, а помолчав, спросил:
— Откуда идешь, парень?
— Иду из Бергена, на восток. Как думаешь, достану я здесь молока?
— Стало быть, тебе надо через горы. — Крестьянин неторопливо выколотил трубку. — Славные у тебя лыжи! Где такие добыл?
Вот и поговори с этим горцем! Нансен махнул рукой и пошел в дом. На нарах сидели и лежали старики, парни и девушки, а по полу вместе с поросятами и курами ползали ребятишки.
Пахло чем-то кислым.
Выпив молока, Фритьоф заскользил по крутому склону.
Далеко внизу, прыгая по черным камням, шумела речка.
Со скал свисали снежные карнизы. Вспененная струя водопада срывалась в ущелье. Нансен пришел в те места, где снежные обвалы были так часты и грозны, что лыжники сюда почти не заглядывали.
Он выбрал склон покруче.
Морозный воздух бил в лицо, слезы застилали глаза. Зигзаги, торможение, когда надо откидываться всем телом назад, налегая на палку, головокружительное скольжение по склонам…
Мелькнула фигура крестьянина, со страху совсем вдавившегося в выступ скалы, — и раньше, чем пес Джен отважился начать спуск, лыжник уже закончил его.
На другой день Нансен добрался до ущелья Овечьей теснины. Завтракал он прямо на снегу, прислушиваясь к шуму водопада. Славно бы попасть сюда весной, когда дубы распускают листья и форель хорошо клюет на муху.
— Да ты в уме ли — уселся под самым обвалом!
Перед размечтавшимся Фритьофом стоял прохожий и показывал вверх, на скалу, откуда свисал тяжелый снежный язык. Нансен возразил, что шум обвала можно услышать и успеть скрыться.
— Эх, парень, да здесь при больших обвалах засыпает всю долину, А бегать от обвала — все равно что от пули, которая летит в тебя. Тут, парень, неподалеку лавина ухнула в фиорд, так, веришь ли, чуть не потопила пароход. Хорошо, что капитан был не промах и успел свернуть.
— Вот видишь, успел же.
— Тьфу! Ну и упрям же ты, парень!
Одну ночь Фритьоф провел в горном селении, где его отругали за то, что он так поздно шляется в горах, другую — на заезжем дворе, среди шумных торговцев лошадьми.
Он все удлинял и усложнял дневные переходы. Изрезать вдоль и поперек Гренландию — это легко сказать. А вот годен ли он сам для такого дела?
Фритьоф упрямо бегал по мокрому липкому снегу, гонял по скользкому льду озер и лишь там, где снежный покров сошел, пробирался на лошадях. Правда, последний перегон до Кристиании он ехал поездом: надо было спешить к началу лыжных состязаний на холме Хусебю, всегда собиравших лучших лыжников Норвегии.
Итак, Фритьоф пересек Норвегию поперек через труднопроходимые горы. Другой бы, наверное, вполне удовлетворился этим. Но Нансен решил и возвращаться в Берген непременно на лыжах, да еще другой, самой рискованной дорогой.
Никто из жителей гор не отважился ходить зимой через перевалы и гребни, которые выбрал Нансен для решительного испытания. Говорили, что давно, в XII веке, именно тут заблудился со свитой король Сверре. Его отряд потерял в горах сто двадцать лошадей с украшенными золотом седлами и неделю жевал только снег.
Не было еще трех часов ночи, когда Нансен ушел с места ночлега. Он помчался так быстро, будто хотел перегнать собственную черную тень, метавшуюся по освещенным луной сугробам.
Звезды начали гаснуть перед рассветом, когда Фритьоф Нансен постучал в дверь одиноко стоявшего дома: ему сказали, что тут живет охотник за куропатками, которому знакомы горные перевалы. Охотник, как на грех, ушел к соседнему фиорду метить оленей. В доме оставались одни женщины.
— Обещай, парень, что ты не пойдешь один через горы, — потребовала самая бойкая из них.
— Нет, мне надо идти, — улыбаясь, ответил Фритьоф. — Но я обещаю тебе быть осторожным.
И он отправился дальше незнакомой дорогой, зигзагами поднимаясь к перевалу.