— «Фрам» будет твое имя!
«Фрам»! Иностранные журналисты записали, что это короткое слово на норвежском языке означает «вперед». Красный флаг с названием корабля тотчас взвился на флагшток.
Колин Арчер снова поднял руку. Плотники ударили топорами по канатам, вышибли подпорки, и тяжелое судно медленно заскользило со стапеля в воду по смазанным салом доскам, Колин Арчер молитвенно закрыл глаза. Нансен в волнении схватил Еву за руку: его корабль будет сейчас на воде!
«Фрам» скользил все быстрее. Доски днища от трения курились дымком. Запахло гарью. Судно с силой врезалось в воду, огромный вал окатил тех, кто не догадался забраться повыше. Восторженные крики слились с пушечной пальбой. На воде корабль не казался уже таким неуклюжим и кургузым, как на стапеле.
Фритьоф пригласил желающих осмотреть «Фрам». Желтые доски палубы покрылись глинистыми отпечатками множества подошв. Знатоки нашли, что внутренние переборки хорошо подкрепляют корпус, сделанный из лучшего дерева. А толщина борта? Ого, восемьдесят сантиметров! На потолках и стенах — несколько слоев войлока, дерева, линолеума, оленьей шерсти. Да, внутри будет тепло и сухо! И светло! Смотрите, горят электрические лампочки. На кораблях это новость…
На другой день после спуска «Фрама» в доме Нансена собрались его друзья. Тут был и брат Александр, смотревший на гостей с превосходством знающего себе цену, преуспевшего делового человека. Условились не произносить серьезных речей. Когда кто-нибудь запутывался в дебрях водянистого высокопарного красноречия, двое-трое выскакивали из-за стола, бежали в кухню и принимались насосом качать воду…
Ева пела гостям старинные норвежские песни о героях, которых ждут жены.
— Вам хотелось бы с ним к полюсу? — спросил Александр.
— Это невозможно! — ответила она.
— Неужели Фритьоф считает вас недостаточно сильной и мужественной?
Нансен незаметно подошел сзади и обнял жену.
— Разве ты не видишь, что Ева скоро будет матерью? — мягко сказал он. — А что касается мужества… Подумай, сколько его нужно для того, чтобы ждать три года, может быть пять лет? Чтобы просыпаться каждый день, не зная — жена ты или уже задолго до этого утра стала вдовой?
— Что ты, что ты, какая вдова, все будет хорошо, — смутился Александр.
В душе он не одобрял затеи Фритьофа, но много и охотно помогал брату, проверяя счета экспедиции и переписываясь с фирмами. Слова Фритьофа о мужестве ожидания показались ему слишком резкими. Говорить такое при жене, да еще в ее положении…
Фритьоф угадал его мысли:
— Я ничего не скрываю от Евы. Даже того, что не все может кончиться благополучно.
— Понимаю, понимаю… — пробормотал Александр и постарался переменить тему разговора: — А как у тебя с командой?
— Отлично. Желающих куда больше, чем нужно. Пишут отовсюду. — Он достал из кармана куртки несколько писем и, выбрав одно, протянул брату: — Вот, почитай.
Это была страстная мольба. Автор, родом итальянец, клялся, что готов выполнять на судне любую работу: «О, милостивый государь, дайте мне жить, жить так, как я это понимаю, а не осуждайте меня на прозябание. Умоляю вас!»
— Надеюсь, ты уже взял его? — поинтересовался Александр.
— Конечно, нет! Я, знаешь, не доверяю громким словам.
Уже много месяцев Нансен не знал минуты покоя. Расходы превысили смету, и надо было добывать деньги. А оборудование? Каждую мелочь он выбирал сам, щупал своими руками; особенно же тщательно испытывал инструменты и приборы.
Кабинет Нансена превратился в склад, где сам хозяин и его правая рука — Свердруп, перебравшийся на время в «Годтхоб», терялись среди массы вещей. На окне стояли банки с вареньем, которое наварила Марта Ларсен. Банок было так много, что они заслоняли свет: добрая старушка намеревалась «усладить» жизнь всего будущего экипажа «Фрама».
На полу, на столе, на стульях были навалены лыжи, спальные мешки, коробки с мармеладом, керосинки, собачья упряжь, рыбные консервы, жестянки с нефтью и еще многое другое, чему Александр, зашедший с пачкой счетов, не мог даже подобрать названий.
— Ты способен отведать пеммикан, который мы берем с собой? — предложил ему Фритьоф.
Александр поморщился, но попробовал.
— Ну как?
— Похоже на костяную муку. Должно быть, такой же вкус имеют египетские мумии. Неужели ты не можешь угостить меня, как следует порядочному человеку? Я сегодня еще не завтракал.
Фритьоф задумался:
— Постой, вот тут у меня кекс. Конечно, он тоже особенный, экспедиционный.