Покончив с ледяным барьером, принялись мастерить нарты, каяки и запасные лыжи. Никто не допускал и мысли о том, что придется покидать «Фрам», но ведь сам Нансен распорядился на всякий случай подготовиться к этому.
В начале мая возле «Фрама» расширились полыньи. Но судно по-прежнему было припаяно к большой, толстой льдине и дрейфовало вместе с ней на запад еще медленнее, чем раньше. Несколько дней в конце весны «Фрам» даже тащило назад, на восток. О продвижении к северу, которое раньше волновало всех, теперь говорили почти равнодушно: «Фраму» нужно было поскорей в Норвегию, а то, что лежало ближе к полюсу, взял на себя Нансен.
С некоторых пор по настроению команды легко угадывалось направление ветра. Если даже Бентсен превращался в угрюмого молчальника, то это означало, что ветер встречный. Тогда вспыхивали ссоры, сыпались колкости, даже угрозы пустить в ход кулаки. Но чуть запахнет попутным ветром — и поссорившиеся уже протягивают друг другу руки.
Судовые пророки и прорицатели — Якобсен и «кузнец Ларс» — постоянно брались предсказывать направление ветра и чаще всего нещадно провирались, поочередно проигрывая друг другу булки, табак, порции сладкого.
С приходом лета лед вокруг «Фрама» стал раскалываться. Но прочнейшую льдину с припаянным кораблем только поворачивало из стороны в сторону, и Свердруп, не полагаясь целиком на силы природы, попытался помочь им.
Первую мину заложили за кормой.
Взрыв основательно тряхнул «Фрам», но льдина казалась целехонькой.
Однако не успел Свердруп пожалеть о зря затраченном порохе, как трещина вдруг расколола ее. Корма «Фрама» обнажилась, корабль качнулся и соскользнул в воду.
Свердруп придирчиво осмотрел со шлюпки своего любимца. Ни вмятин, ни поломок. Осенью «Фрам» вмерзнет посреди ровного поля и продремлет третью полярную ночь.
Зимовка не страшила: продовольствия достаточно, Нансен с Иохансеном, наверное, в этом году уже будут дома — значит, успокоят родных, скажут им, что вся компания вернется домой осенью 1896 года. Третья зима началась вполне спокойно. Для обитателей «Фрама» многое давно утратило остроту новизны, а мелкие неурядицы не мешали мечтать о сини фиордов и черепичных крышах в зелени садов.
Без Нансена все было как при Нансене. Сдружившись в первую зимовку, моряки берегли эту дружбу. Нансен сумел каждому найти свое место. Люди понимали смысл общей работы, и каждый чувствовал, что он тоже что-то значит в экспедиции. Нансен был уверен, что другие заменят его, что все будет хорошо, — и не ошибся.
8 октября небо в последний раз розовело отблеском солнца. День угас. «Фрам» медленно продвигался на северо-запад. В ноябре он достиг 85°56′ — небывалой, неслыханной для кораблей широты.
Свердруп объявил, что команде предстоит самая длинная полярная ночь из всех, какие когда-либо переживали люди на Земле. Правда, добавил он, если бы Нансену с Иохансеном пришлось зимовать там, куда они пошли, то их ночь была бы еще длиннее.
Но они — на том сходилось большинство команды «Фрама», — наверное, уже совсем недалеко от дома. Якобсен даже предлагал пари, что Нансен разгуливает сейчас по улицам Кристиании, а Иохансен уехал к своей невесте в город Шиен.
«Вы должны поторопиться, если не хотите опоздать»
Нет, Нансен и его спутник были еще очень далеко от родины…
Конец июня немного поправил их дела. Тюлень — и какой жирнющий! — вынырнул как раз в тот момент, когда Нансен закончил переправу через полынью. Его ружье лежало в каяке, а руки были заняты нартами, которые он вытаскивал на лед.
— Яльмар, стреляйте! Да скорее, скорее!
Иохансен выстрелил раньше, чем Нансен договорил. Тюлень — это был крупный морской заяц — задергался на воде, и Нансен, бросив нарты, всадил в него гарпун, чтобы добыча не пошла на дно.
Но наполовину вытащенные нарты соскользнули со льдины, накренили своей тяжестью плот из каяков, тот зачерпнул воду — походная керосинка и лыжи свалились за борт.
Нансен выпустил добычу и схватился за тонущий каяк. О ужас! Тюлень тотчас начал погружаться! Выдернув на льдину каяк, Нансен прыжком едва настиг ускользавший в воду гарпунный линь.