Выбрать главу

В этом же восхищении перед трагической судьбой героя проходит у Тегнера его преклонение перед «Карлом XII» («Karl XII», 1818).

Бодростью и радостью проникнута вся его поэзия этого периода. «Песнь к солнцу» («Song, till solen») в 1817 году и в особенности «Песнь» («Sangea») в 1819 году являются лучшими отражениями этого жизнеутверждающего начала у Тегнера.

Не знает он преданий темных, Без веры, без надежд, без сил, Не знает жалоб, нежных, томных, Задач, каких бы не решил... Ему поток желанен шумный, В ширь моря мчащийся поток, И ветерок в игре раздумной, В цветах могилы ветерок... Им чтимый храм в огне сияет, — У стен его ручей журчит... В поэта силы он вливает И глубь времен к нему их мчит... И лечит он сердца больные, — Поток, исполненный чудес. Быть может, слезы в нем земные? Нет, — он лишь зеркало небес Итак, — хочу, коль я достоин, К напитку чудному прильнуть, — Здоров, бесстрашен и спокоен, — На мир больной хочу взглянуть. Не может петь златая лира О муках, что я создал сам, — Не для поэта горе мира, — Он отдан ясным небесам. Покуда в звездный свежий вечер Отцам сияет небосвод И северный, бодрящий ветер Для деток Свеи песнь поет, — Пока хранит певучий Север Звучанье дивных голосов, — И в шведском, доблестном напеве Звон горных далей и лесов!

В это время Тегнер работает над созданием двух своих лучших произведений: «Саги о Фритьофе», первые девять песен которой появились в журнале «Идуна» в 1820-1822 годах, и «Акселя» (там же в 1822 году).

Еще в детстве Тегнера увлекали героические образы скандинавской «Эдды». Романтика, воскресшая на стыке двух эпох, еще с большей силой возвращала Тегнера к изучению средневековой поэзии, но его увлекали не проникнутые мистической фантастикой индийские поэмы и кельтские сказания, не призрачная туманность мистических легенд позднейшего христианского средневековья, как это увлекало «фосфористов», а жизнерадостная яркость и ясность скандинавской «Эдды», проникнутой здоровым реализмом живого человека. Известная русская переводчица «Эдды» С. Свириденко совершенно правильно характеризует «Эдду»; «Это мир реальной жизни, лицо подчас грубой, но могучей человечности, здоровой силы и бурных страстей, мир деятельной воли и мужества. Удары боевых мечей о крепкие брони, гордый бег корабля к чужим берегам за добычей и славой, шипение пенного меда в тяжелых заздравных кубках, скрип зерна под увесистым ручным жерновом, — вот образы и обстановка этих сказаний: битвы, походы, тяжелый труд, опасные охоты, шумные пиры... Все сильно и ярко, все дышит жизнью».

И к этой любимой и близкой своему миропониманию теме подходит зрелый поэтический талант Тегнера. Он останавливается на героическом образе Фритьофа, но присоединяет к нему черты героев, взятых из других саг и «Эдды», пропуская все это через призму современного ему мировоззрения, именно такого, какой нужен для интересов подымающейся буржуазии; ведь Фритьоф в древнескандинавской саге сродни капиталистическому буржуа. «Фритьофу, — говорится в XI главе саги, — легко доставались богатство и почет, куда он ни ездил. Убивал злодеев и свирепых викингов, но бондов[20] и купцов оставлял в покое. Был он тогда снова прозван Фритьофом Смелым. У него собралась большая надежная дружина, и стал Фритьоф очень богат движимым имуществом». В поэтической обработке образа Фритьофа, особенно в последней его части, есть сильное влияние рационалистической лютеранской морали, этого специфического буржуазного духа.

«Сага о Фритьофе» является кульминационным пунктом в поэтическом творчестве Тегнера. Она доставила ему мировую славу. «Сага о Фритьофе» в короткое время была переведена на все европейские языки.

Я. К. Грот, первый переводчик этого исключительного памятника первой четверти XIX века на русский язык, в своем предисловии указывает на многочисленные переводы на немецкий, французский и английский языки. Первое русское издание, вышедшее в 1841 году, было встречено всей русской критикой, в том числе и Белинским, с большим сочувствием.

вернуться

20

См. примечания к Песне 1,139 — «Сага о Фритьофе».