Пролог
Год 764 со дня основания Морнийской империи,
4 день суйриного онбира месяца Холодных дождей.
Брыгень приготовился заранее — натянул безрукавную власяницу под атласную тунику, зажал в кулаке монету с остро заточенной кромкой, завязал на талии пояс с металлическими шипами вовнутрь — и всё равно проиграл. Стоило тану Анлетти войти в убогую каморку придорожной гостиницы, где он остановился на ночлег, как всё пропало…
Магия чужого очарования, не встретив сопротивления, сладким ядом просочилась прямо в душу.
Очертания комнаты преобразились, и Брыгень вдруг оказался в родительском доме, где не был почти тридцать лет, с тех самых пор, как новобранцем ушёл в армию. Запахло травами, которые матушка сушила, собрав на нитку и подвесив под потолок, пылью лоскутных половиков, тестом, сидящим в печке, и смоляным сосновым срубом.
Запахло домом.
Брыгень — сорокапятилетний уже мужчина, командующий третьей зенифской армией — словно опять превратился в безбородого мальчишку: раззявил рот и вылупился во все глаза на мужчину, чьи очертания плыли и дрожали от навернувшихся слёз, но не узнать которого было невозможно.
Перед ним стоял отец.
Такой знакомый и родной! Ни разу не постаревший!
В той самой, пропахшей дымом костра и куревом, телогрейке и высоких сапогах. С залихватски заломанным беретом набок, хитрым прищуром глаз и лукавой улыбкой в густые с рыжиной усы.
— Папаня!
Брыгень с криком бросился к мужчине, обнял его крепко-накрепко и расцеловал в щёки. Встряхнул радостно за плечи, снова поцеловал и… обжёгся о холодный и изучающий взгляд своего господина, которому служил верой и правдой последние двенадцать лет.
— Очухался? — ворчливо спросил тан Анлетти, сбрасывая его руки со своих плеч.
— П-простите меня, мой тан. — Брыгень бухнулся на оба колена и повинно опустил голову. — Пока не поцеловал вас, не полегчало. В-ваша с-сила…
— Выросла. Я знаю.
Тан Анлетти брезгливо осмотрел убогую каморку, подтянул ногой единственный табурет и уселся на него.
— Что там с мальчишкой? Убит?
Брыгень отрицательно мотнул головой.
— И вот за этим ты проскакал тысячу миль? Чтобы сказать мне, что мальчишка — живой?! Сений*, вы расстраиваете меня…
Обращение по должности отозвалось в теле жгучей болью, будто кто хлыстом по спине прошелся. Брыгень лишь крепче стиснул зубы, вытащил из сумки льняную тряпицу и развернул её перед господином.
На грубой ткани сияли и переливались оттенками синего крупные топазы.
— Заряженные? — тан Анлетти ошеломлённо моргнул. — Но откуда?!
— Когда мы плыли из Уйгарда в Джотис, поднялась буря. Корабль, на котором был молодой император, прошёл через рифы, точно заговорённый — ни единой течи, ни царапины. Другим кораблям повезло меньше. Кто палубы лишился, кто паруса. Мой же корабль вообще пошёл ко дну.
— Ближе к делу. Долго меня рядом ты не вынесешь.
— Когда после бури корабли собрались вместе, молодой император стал настаивать на том, чтобы искать выживших, и сильно повздорил из-за этого с таном Тувалором.
— Хочешь сказать… — Тан Анлетти подался ближе и взял один из топазов в руку. — Они заряжены его силой? Все два… хм… Сколько их тут?
— Тридцать один. Тридцать один камень, заряженный силой — и отчего? Оттого что мальчишка подавил в себе гнев, рассеяв лишние эмоции в воздух.
— В воздух… — повторил за ним тан Анлетти и, закрыв левый глаз, стал рассматривать хитросплетение сияющих голубых нитей, запертых в камне. — А Фариан что? В чём сплоховал?
— Ни в чём. Его бросок во время танца на коронации был идеален. Но… кхем… мм…
— Но-о? — протянул тан Анлетти, переведя на него испытующий взгляд.
— Император успел раньше. Он отбил летящий меч подносом для еды.
— Он, что, не пил вина?
— Напротив, пил и весьма охотно.
— Сколько?
— Четыре полные чаши выпил. Я подкупил слугу. Он подливал вино при малейшей возможности.
— Что ж, это всё меняет.
Тан Анлетти бросил топаз к остальным, сложил руки на груди и о чём-то крепко задумался. В свете единственной свечи очертания его фигуры дрогнули, но прежде чем они окончательно поплыли, Брыгень сжал кулак — и чары отступили вместе с кровью, закапавшей на пол.