Снова магия? Очередное внушение? Как же это задрало, а?!
Талиан зябко поёжился, чувствуя себя, как никогда, нелепо. Стоял посреди площади в одной нижней тунике с прилепившимися к ней золотистыми волосами — весь грязный, всклокоченный, забрызганный кровью — и понятия не имел, что делать дальше. К кому идти? Что говорить?
Вцепившись пальцами в волосы, Талиан с силой за них потянул, пока не вырвал у самого себя болезненный стон. Сердце гулко колотилось о рёбра, не желая успокаиваться. Глаза щипало.
— Просто попробуй, — прошептал он то же, что сказал Маджайре, и сорвался с места.
Начать нужно было с главного — с военного совета. Поймав за руку ближайшего солдата, Талиан велел привести к нему Гыргана.
Альсальдец ждать себя не заставил. Ему даже хватило выдержки, чтобы не расспрашивать Талиана о плачевном состоянии одежды. Гырган выслушал распоряжения молча, кивнул и растворился в подступающих сумерках.
Следующим делом Талиан накрыл магическим щитом палатку, не считая всерьёз, что тот остановит тана Анлетти, но отряда альсальдцев вокруг явно было недостаточно.
Осталось самое сложное — заставить себя войти.
Запалив у костра тонкую сосновую щепку, Талиан вернулся к палатке, отодвинул полог и шагнул внутрь. Темнота бережно укрыла место убийства, смягчив детали. Издалека казалось, что Фариан просто прилёг отдохнуть, что вот сейчас услышит его шаги — и поднимет голову, сонно прищурясь.
Стыдливо отведя взгляд, Талиан зажёг свечи и бросил щепку в ведро с песком. Ему бы пригласить лекарей, но все сейчас были заняты ранеными. Ни одних свободных рук.
Присев на краешек кровати спиной к рабу, Талиан на ощупь провёл ладонью по лицу, закрывая ему глаза. Поперёк горла встал тяжёлый, склизкий ком. Кожа под рукой уже сейчас была холодной. Следом, так же, не глядя, он повязал вокруг шеи платок, скрыв неприглядную рану.
И вот тогда… тогда смог впервые на Фариана взглянуть.
Пальцы по-прежнему стискивали меч. Под глазами залегли сиреневые тени. Обрезанные как попало волосы скрутились в тугие кудряшки. Черты непривычно заострились, придав лицу серьёзности. Даже улыбка на губах не казалась больше смешливой, скорее — уставшей.
— Покойся с миром, — прошептал Талиан и, приложив немалое усилие, разомкнул по одному пальцы на рукояти «Кровопийцы».
Вся внутренняя сторона ладони, сжимавшей клинок, была стёрта в мясо. Не только сама ладонь, но и пальцы. Таких чудовищных мозолей не было даже у рабов, сидящих на вёслах, а у певца и танцора, решившегося на день подменить императора, были.
Талиан моргнул. Моргнул ещё раз. А после закрыл лицо локтем, устав с собой бороться — и слёзы хлынули ручьём. Это была его битва! Это он должен был вести войско против гердеинцев! Так, почему?..
Зачем тот вернулся? Почему не попросил у него ни денег, ни титула? Мог бы уже быть далеко-далеко. Живой. Знал ведь, что если не гердеинцы, так тан Анлетти убьёт его. С самого начала знал! И вернулся ведь всё равно…
Палатку огласил пробравший до костей вой. Сиплый и отчаянный, он рвал душу на части. На тьму мелких кусочков. И Талиану бы насторожиться, схватиться за меч, да только вой был его собственным.
Глава 14. Бывшие союзники — новые враги?
Год 764 со дня основания Морнийской империи,
1 день суйриного онбира месяца Рагелии.
— Почему позвали только сейчас?
— Так вы же… с ранеными…
— Адризель всемогущий, ну почему?! — Вошедший тяжело вздохнул и, расстегнув брошь, дал мокрому плащу упасть на пол. — Почему у нас, в какую сторону ни плюнь, непременно попадёшь в идиота?
Альсальдец что-то ему ответил, но Талиан больше не вслушивался. Встрепенувшаяся в груди тревога угасла — вошедший не был таном Анлетти. Хотя…
Даже если бы и был, сейчас Талиан ничего бы ему не сделал. Просто не смог. Грудь сдавило, будто в тисках — ни толком выдохнуть, не вдохнуть. Каждое движение воздуха внутри отдавалось резкой болью. Глаза опухли от слёз. Он стискивал, словно безумец, ледяную ладонь мертвеца и никак не мог заставить себя её отпустить.
И словно в насмешку, по скату палатки барабанил дождь. Его размеренный шелест, гулкий и одинокий без звуков кифары, вгонял в какое-то вялое, отупелое состояние. Стоило одному тоскливому воспоминанию сжать сердце, как Талиан прогонял его перед глазами снова и снова, придумывая десятки и сотни способов сказать и сделать что-то иначе: вместо «ты бесполезен» произнести «ты мне дорог», например.