Выбрать главу

В Белснег на одиннадцатый Рагелин день(1), когда ему исполнится шестнадцать, грянет гром, сверкнут молнии, разверзнутся небеса и на землю спустятся боги, чтобы, дудя в сдвоенные авлосы и терзая пальцами кифару, поздравить его с тем, что он наконец стал взрослым?

Талиан закрыл лицо ладонями. Его душила обида. Если даже Фариан не видит в нём полноправного императора, то что ему делать? Неужели придётся смириться?

И он представил, как берёт бутыль с вином, уединяется у себя в палатке и пьёт с утра до ночи — и больше ничего его не волнует. Ни тан Анлетти, который прибрал к рукам власть и встал во главе войска, ни Маджайра, которую заочно записали в покойницы, ни собственное будущее, в котором он непременно всем отомстит, когда станет сильнее: и гнусному Тёмному тану, и предателям-сениям, и Литане за то, что бросила. Подождёт более подходящего момента — и отомстит. Если такой момент, конечно, когда-нибудь наступит и он не сопьётся раньше.

Ах да, ещё к нему непременно отправят какую-нибудь амбициозную девицу, а то и нескольких, чтобы та родила ему замену. Одного мальчишки хватит. И тогда, если Талиан признает бастарда своим — а его к этому вынудят да он и не станет сопротивляться, — от него просто-напросто избавятся.

Но не его в том вина! Просто… обстоятельства оказались сильнее: тан Анлетти ему сейчас не по зубам, сении не поддержали, даже Фариан не поддержал… Так что… сами виноваты! Дураки они все!

Талиан вздохнул и отнял ладони от лица.

Адризель преславный, что он несёт?

Да, обидно. Да, горько. Но разве он такой?

Сколько себя помнил, Талиан никогда не сдавался до начала или в середине поединка. Неважно, проигрывал он потом или побеждал, гордиться собой мог, только когда выкладывался полностью.

Вот и сейчас…

Другие считали его ребёнком, но где пролегала черта, за которой он уже взрослый? Шестнадцатилетие? Но это же несерьёзно! Осталось меньше двух месяцев. Что изменится за такой короткий срок?

«Ответ есть. Он спрятан глубоко внутри»

Чужая мысль молнией прошила сознание и исчезла, вызвав недоумение. Что? Откуда? Первое предположение — Фариан. Решив это проверить, Талиан взял в руки «Кровопийцу» и до середины обнажил клинок. Из отражения в стальном лезвии на него с задором и усмешкой глядели синие глаза с чёрной обводкой — точная копия собственных, и всё-таки не его.

Всё правильно. Если он не хочет ни о чём жалеть, решение должен принимать сам. Сделать выбор — и следовать ему до конца. Но не из упрямства, не из спеси или гонора, а потому что не следовать выбранному пути значит жить чужой, навязанной ему жизнью. А этого он никогда делать не будет. Потому что уже взрослый. Потому что готов, на самом деле готов, отвечать за себя сам.

— Спасибо, — прошептал Талиан и вернул лезвие в ножны. — Мне и правда не нужно чужое одобрение, чтобы быть уверенным, что поступаю правильно. Достоин или нет, но это я, а не кто-то другой, император.

Талиан пригладил ладонями кудри, оправил тунику и вышел из палатки. Снаружи моросил дождь и хлюпала под ногами размякшая земля, но что интересней — над палаткой тана Анлетти, расположенной через две слева, висел защитный голубой купол.

Талиан направился прямо к ней, на ходу обнажая клинок. Если за право выбора необходимо драться, он будет драться и больше не проиграет.

— Выходите! Я хочу поговорить! — прокричал он, остановившись у границы купола.

Ответом ему стало молчание.

Но тан Анлетти просто не понял ещё, с кем имеет дело. «Руби!» — шепнул Талиан и взмахнул мечом: голубой купол лопнул, точно мыльный пузырь, но на его месте тут же возник новый.

«Руби!», «Руби!», «Руби!»

Каждый удар — мгновение, за которое можно подобраться ближе. На половину ступни, да даже на четверть! Когда Талиан и вовсе не успевал продвинуться хотя бы на волос, он всё равно рубил магический купол и тянулся вперёд.

— Вы меня не остановите! Ничто меня не остановит!

Чужая магия рассыпалась под ударами тысячей брызг. Они блестели в лучах выглянувшего из-за туч солнца, переливаясь золотым, синим и красным, и под струями дождя оседали на землю.

Словно в морской пене, Талиан стоял по щиколотку в искрящихся пузырях, видимых лишь ему одному да немногим людям с зачатками магического дара. Вся жизнь превратилась в цепочку из замаха, удара и стремительного рывка вперёд.