Вот же хитрец! Талиан восхитился лёгкому румянцу и дрожащим ресницам — как если бы раб и правда испытывал чувство стыда! Ему самому никогда бы не хватило хладнокровия, а вот Фариан врал как дышал, прекрасно обходя данную некогда клятву, одним из условий которой было никогда не лгать.
Поразмыслив, Талиан догадался, как он это делает.
Если держать в уме фразу «Я готов на всё, лишь бы вы сдохли», а затем произнести лишь первую половину, умолчав о второй… и искренне верить в то, что говоришь…
В общем, да. Зря он понадеялся, что характер человека можно изменить клятвой.
— Не гов… ри… что… ох… раскаи-и-и… ся…
— Не раскаиваюсь, но сожалею! Правда сожалею, мой император!
Талиан закатил глаза. Сожалеет он! А то как же! Единственная жизнь, сохранность которой волновала раба, была его собственная. Талиан не питал на сей счёт никаких иллюзий.
Он хотел спросить, куда они едут, как из-за полога послышался голос соты** Колбина — вездесущего помощника тана Тувалора:
— Фарьяна, ты меня слышишь?
— Да.
— Тан Тувалор спрашивает о состоянии императора.
— Он только что очнулся.
— Слава Величайшим! — сота Колбин облегчённо выдохнул. — Открой полог. Тан Тувалор должен его увидеть!
Фариан накрыл лицо рукой, но полностью возмущения скрыть не сумел. Талиан заметил, как его губы сжались в тонкую линию и гневно раздулись ноздри. Правда, длилось это всего пару мгновений. Затем раб замотал лицо платком и произнёс, мягко и успокаивающе, словно убаюкивая голосом:
— Потерпите, мой император. Мне нужно переложить вас повыше.
Руки Фариана нырнули ему под спину и приподняли. Раб придвинулся ближе, так что места совсем не осталось. Теперь Талиан лежал головой у него на груди, а туловище было зажато с боков разведёнными в стороны бёдрами — он будто на кресло опирался, только мягкое и тёплое.
— Если вдруг станет плохо, я уложу вас обратно, — с этими словами Фариан отдёрнул полог, и они стали ждать.
Слабость накатила смертельная. Талиан закрыл глаза. После перемещения проснулась боль. Горячая пульсация внизу живота медленно, но верно распространялась по телу. Его начало подташнивать, затрещала голова. Каждую мышцу рук и спины ломило, будто его вчера целый день гоняли по плацу. Талиан всё лежал и ждал, когда боль утихнет, и старался просто дышать, но ему становилось только хуже.
Наконец — целую вечность спустя! — с повозкой поравнялся тан Тувалор.
Талиан приоткрыл глаза, но ещё раньше лба коснулась холодная старческая ладонь.
— Куда ты опять влез, мой мальчик? Если в честном поединке один на один тебе нет равных, это ещё не значит, что ты непобедим. Сколько раз нужно повторя… — тан Тувалор осёкся под его взглядом, тяжело вздохнул, а затем спросил: — Не желаешь выслушивать нравоучения?
— Н-нет.
Тан Тувалор недовольно поджал губы. За последние два месяца он постарел лет на десять. Начал сутулиться, потерял несколько зубов и всё чаще ходил с тростью, приволакивая за собой ноги. Его седые волосы заметно поредели, на голове появилась лысина, а под глазами залегли такие глубокие и чёрные круги, какие бывают лишь от постоянного недосыпа.
Даже прежде острые и ясные глаза поблёкли.
В любое другое время неодобрение бывшего наставника заставило бы Талиана сжаться в предчувствии наказания, но не сейчас. Если тан Тувалор на самом деле убил отца, то не имел больше никакого права делать вид, что печётся о его судьбе.
— Что ж… раз есть силы огрызаться, значит, пойдёшь на поправку. — Старик пригладил кудри у него на макушке и отстранился. — Мимо тебя сейчас провезут пойманных разбойников. Ты должен опознать своего убийцу. Или убийц. Справишься?
— Да.
— Хорошо.
Тан Тувалор развернул лошадь и уехал, но его помощник остался. Сота Колбин — не в пример своему господину всё такой же толстый, быстро краснеющий и потный — приблизился к краю повозки.
— Мог бы быть и поласковее! — нагнувшись к самому лицу, зашипел он на Талиана. — Старик из-за тебя плохо ел и совсем не спал. Ты ему как сын. Где твоя почтительность?
Талиан ответил ему холодным взглядом и презрительным молчанием. Не хватало ещё напрягать голос из-за какого-то слуги… Пусть и растившего его с малых лет, и покрывавшего часть шалостей, и предупреждавшего всякий раз, когда тан Тувалор бывал не в духе…
Ну да, Талиан мог бы быть и поласковей. Если не из уважения к бывшему наставнику, так из уважения к его возрасту.
— Забыли с кем разговариваете? — голос Фариана дрожал от едва сдерживаемого гнева. — Перед вами император!
Сота Колбин посмотрел на раба с нескрываемой злостью. На пухлом лице проступил румянец возмущения, лоб в момент покрылся испариной, щёки раздулись. Не человек — а вздыбивший перья индюк!