— Убейте меня, мой император! Я недостоин служить вам!
Талиан молча забрал ножны и обнажил клинок. В такую погоду на лезвии запросто могла появиться ржавчина. Но придирчивый осмотр развеял беспокойство: пока он валялся в беспамятстве, за оружием ухаживали.
Воины вчетвером вкатили в палатку огромную бочку да так и застыли, увидев своего тана на коленях, а Талиана с обнажённым клинком над ним. Глядя на их посуровевшие лица с острыми скулами, о которые можно порезаться, не надо было гадать, кому они симпатизируют.
— Чего встали? Воду тащите! — прикрикнул на них Талиан и, убрав меч в ножны, добавил: — Сегодня никто не умрёт.
— Милость вашего императорского величества безгранична.
Тан Кериан поклонился ему до земли, как будто и вправду был в чём-либо виноват. Такая готовность расстаться с жизнью пугала. Они же одного возраста! Ну почти… Так почему тот ведёт себя, словно пятилетний мальчишка, начитавшийся героических сказаний и баллад?!
Если они оба умрут сейчас, в самом начале жизненного пути, Рагелии только и останется что вернуть их души обратно в мир людей. Ведь нет более тяжкой участи, чем не исполнить судьбою назначенного.
— Сколько твоих людей погибло в день нападения? — спросил его Талиан, возвращая руку на шею раба: сердце Фариана стало стучать чаще и как будто увереннее.
— Двадцать.
— А сколько человек меня охраняет сейчас?
— Тридцать.
Талиан вздохнул.
— Плохо.
— Надо пятьдесят? — тан Кериан поднял лицо и посмотрел на него с удивлением.
— Достаточно будет четырёх. Пусть следуют за мной, точно привязанные. Мозолят глаза. Ещё шесть должны следить за происходящим скрытно. И отряд, человек в двадцать как раз, пусть всегда будет наготове.
— Будет исполнено, мой император.
Подводя под их разговором своеобразную черту, Талиан протянул ему руку.
— Вставай.
— Но я… ведь я… — юноша уткнулся лбом в застеленный шкурами пол палатки. — Я поклялся вас защищать и оказался бесполезен! Мои люди погибли! А я… я ничего не знал, потому что устал и уснул… Мне нет прощения!
— Давай будем друг с другом честными. Это я по-глупому подставился, выйдя из палатки ночью, пока весь лагерь спал.
— Я боюсь Зулу и людей, которые творят чудеса наравне с богами, — выкрикнул альсальдец и сжал руки в кулаки. — Их сила… чудовищна! Когда на моих глазах земля обращается в лёд… Когда в Кюльхейме из ниоткуда рождается ветер родных северных фьордов… Это… я…
Талиан заглянул в бочку, убедился, что воды там достаточно, и приказал:
— Все вон! Живо!
Воины по одному покинули палатку. Дождавшись, когда за последним из них опустится кожаный полог, Талиан тихо произнёс:
— Тогда бойся самого себя, тан Кериан, потому что скоро и в тебе пробудится магия.
— М-ма-ги-я?
На лице у альсальдца отразилась невероятная смесь из недоверия и брезгливости, будто Талиан только что обличил его в совершении человеческих жертвоприношений и вероотступничестве.
— Помоги мне.
Он выпутал Фариана из шкур и одеял, оставив на нём лишь одну плотную шерстяную тряпку, прикрывшую грудь и бёдра, обхватил руками со спины и кивнул тану Кериану, чтобы тот взялся за ноги. Вдвоём, пыхтя и краснея от натуги, они с трудом запихнули раба в бочку.
Странно… Почему-то когда Талиан нёс его в руках, не чувствовал ни неудобства, ни тяжести. Что это было? Эйфория от магической силы? Или ошалелая паника?
В горячей воде к Фариану начал возвращаться румянец. Ресницы задрожали, и вскоре тот открыл глаза.
— М-мой им-мператор внял м-моей р-робкой просьбе?.. — просипел раб, придя в себя. — И мне дозволено будет вымыть волосы?
Талиан прыснул со смеху.
— Раз чувство юмора при тебе, значит, пойдёшь на поправку, — произнёс он, не скрывая облегчения, зачерпнул ковшом воду из бочки и вылил её Фариану на голову. — Надеюсь, теперь ты счастлив-ва.
И сразу же отошёл прочь, потеряв к рабу всякий интерес. Не хватало ещё, чтобы тот подумал, будто Талиан волновался из-за него.
— Ты ведь хотел титул? — спросил он, положив руку альсальдцу на плечи.
Тан Кериан посмотрел на него с опаской, но кивнул. Височные серьги мелодично брякнули в такт, привлекая внимание. С серебряных кругляшей на Талиана глядели незнакомые цветы.
— Раньше ведь были горы? — спросил он невпопад.
Юноша едва уловимо смутился и отвёл взгляд.
— Я не знал, простите ли вы меня, поэтому… — серые глаза на мгновение потеплели, — надел подарок любимой женщины.
Вроде бы обычные слова и сказаны просто, а в горле встал ком. Талиан не нашёл, что на это сказать, как ответить, поэтому сжал пальцы на плече тана Кериана чуть крепче и отвёл его в другой угол палатки, выигрывая себе ценные мгновения на то, чтобы собраться.