— Ну хорошо. — Талиан покладисто спросил: — Ответь мне почему?
— Тан Анлетти выбрал меня, потому что только мне хватило бы самообладания, чтобы сначала метнуть на глазах у толпы гостей меч в императора, а затем притвориться жалким и бесполезным рабом столь искусно, чтобы в это поверили. — На лицо Фариана словно упала тень, а в голос просочился яд. — Согласитесь, удобная маска. Когда тебя считают трусом… Когда ни во что не ставят… Когда не ищут и проблеска ума…
— И ты согласился меня убить, прельстившись обещаниями свободы и гражданства?
— Я согласился по двум причинам. Первая — моя семья. Вторая — я вас не знал. Вы были таким же господином, как и другие. А я ненавидел всех господ без разбора, считая их одинаковыми и гнилыми в своей сути. Но сейчас… моё мнение изменилось.
— Да неужели? — Талиан усмехнулся. — С чего бы это?
— Я целых два месяца доставал вас, как мог. По мелочам, но таким, которые в совокупности делают жизнь невыносимой. Вам мог достаться мокрый край одеяла. Или сандалии ваши «вдруг» ночевали снаружи палатки, промерзая насквозь и к утру покрываясь инеем. Или вот… из последнего… Я убедил слугу, что вода для утреннего умывания должна быть по-настоящему ледяной, а если она окажется хоть во-о-от настолько тёплой, — Фариан показал четверть мизинца, — его голова в следующий миг будет лежать на полу. Отдельно от тела. Ну да… И ещё я засунул в вашу подушку дохлую мышь.
— Так вот что так воняло?! — Талиана озарило. — Хм, а я думал, это мои подмышки…
Раб прыснул, прижал ладонь ко рту, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех, но затем убрал руку и позволил себе расхохотаться в голос. Это выглядело так странно. Талиан не мог припомнить, когда последний раз видел, чтобы раб искренне улыбался. И видел ли когда-нибудь.
Не считать же за улыбку те ухмылки и кривые рожи, которые тот ему строил?
Правда, способ «отравить» жизнь Фариан выбрал какой-то странный. Нашёл чем испугать — ледяной водой и мокрым одеялом. Ха! Его бы на денёк в Уйгард! Сначала погонять по плацу, потом засадить за книги, перед сном отправить на пробежку вдоль берега моря, а после посмотреть, останутся ли силы жаловаться.
— Не знаю, в каком захолустье вы выросли, только… Мой император, вы совершенно другой, — отсмеявшись, произнёс Фариан. — Я не знаю никого, даже отдалённо похожего на вас. Кто бы стал помогать продрогшей оборванке или щадить раба. Вы ведь ни разу не ударили меня. Ни разу! Хотя поводов я дал предостаточно. Даже сейчас. — Раб махнул рукой в сторону обломков. — Разнесли несчастную кифару в щепки, а на мне ни царапины, — помолчав немного, он добавил, тихо и как будто виновато, еле различимым шёпотом: — Рядом с вами я впервые почувствовал себя живым человеком, а не табуреткой для господских пяток.
Кажется, они медленно подобрались к сути.
Талиан честно пытался сдержать желчь в голосе, но она всё равно прорвалась наружу:
— Раз я такой замечательный, как ты рассказываешь, почему именно мою жизнь ты решил испортить? Ну ведь правда! Даже клятва не спасла от вранья!
— Я с самого рождения вынужден жить в оковах, которые всей душой ненавижу. — Фариан подлез пальцами под золотой ошейник на шее и с силой потянул за него, словно мог разорвать. — Думаете, дал бы сковать себя ещё одними, только более мощными узами? Которые ограничили бы тело, разум и даже душу? И ни разу не попытался бы из них вырваться? Серьёзно?
Талиан не нашёл, что на это можно ответить. Ничего подобного раньше как-то не приходило ему в голову. Но он никогда и не был рабом. Возможно, поэтому и не понял, как унизительно для Фариана носить ошейник.
— Я не буду вам врать, но не из-за клятвы, вырванной клинком, приставленным к горлу, и страхом смерти. Я не буду врать, потому что решил так сам. — Зрачки Фариана сузились, и взгляд стал оценивающим и колким, как у лучника, натянувшего тетиву. — Вы должны понять. Не вы сделали меня своим слугой. Это я выбрал вас себе господином. И я докажу вам это. С этого дня больше не будет никакого вранья.
Качнув головой, Талиан фыркнул:
— Не верю!
— Верите.
— А я говорю: не верю.
— Не сомневайтесь. — Фариан вдруг улыбнулся, и оценивающее выражение стёрлось с его лица, точно его никогда там и не было. — Я знаю, что верите.
— Ты ещё спорить со мной будешь?!
— А вы прислушайтесь. Слышите?
Талиан раздражённо вслушался в тишину.
— Не слышу я ничего!
— Вот именно. Ветер стих.
*Феллор — старший сын тана Тувалора, его первенец. Трагически погиб в битве при Бьёрне, попав в плен и пав от руки родного отца. Тан Тувалор послал ему стрелу прямо в сердце, чтобы тот сохранил молчание навек и не выболтал секреты врагам.