Талиан втянул носом прохладный ночной воздух и улыбнулся.
После дня изнурительной езды хотелось миску горячей каши, кусок мяса, ломоть хлеба, кружку травяного отвара и спать. Но если бы всё было так просто!
Тан Кериан проводил его до центральной палатки и распрощался, бросив напоследок:
— Мои люди будут рядом.
Его палатка не отличалась от других ни размерами, ни материалами: тот же дощатый остов, та же двускатная крыша, те же сшитые из выделанных коровьих шкур покрывала. Но если в такой обычно спал отряд из одиннадцати человек и командира, то Талиан занимал её один.
Внутри его поприветствовало поклоном пятеро слуг, приставленных к нему таном Тувалором, и альсальдец — человек тана Кериана. В отличие от остальных, он был воином и имел при себе оружие.
— Рады служить вашему императорскому величеству.
— Ужин мне и Фарьяну, — скупо бросил Талиан, направляясь к сколоченному из досок возвышению, поверх которого были расстелены верблюжьи шкуры. — И поживее.
Ничком упав на кровать, он зарылся носом в густой мех и закрыл глаза. От усталости ныла каждая мышца спины и бёдер. Что и немудрено, ведь рассвет Талиан встречал в десяти лигах по ту сторону от перевала.
Ему предложили умыться — он отказался. От раздевания — тоже. От разминания спины и стоп — тем более.
Этот ежедневный ритуал раздражал, но Талиан ничего не собирался принимать от тана Тувалора — великого героя, его наставника, можно даже сказать, приёмного отца в прошлом и главного подозреваемого в убийстве родного отца в настоящем. Старик вплотную подобрался к пятому десятку лет, но не растратил ни крепкой хватки, ни юношеской прыти. Иначе не смог бы возвыситься, заняв место регента.
Конечно, Талиан мог потребовать, чтобы его признали полноправным императором и в пятнадцать лет вместо положенных шестнадцати, но для этого нужно было заручиться поддержкой обоих танов — и Светлого, и Тёмного.
А те клясться ему в верности пока не спешили.
Тан Анлетти так и вовсе не появился ни разу.
За этими мыслями Талиан сам не заметил, как задремал. Разбудило его неторопливое поглаживание по голове. Кто-то ворошил пальцами кудри на затылке. Мягко так, осторожно, словно боясь разбудить.
— Фари… яна, это ты? — пробурчал Талиан, пытаясь сфокусировать взгляд.
Спросонья мир перед глазами расплывался цветными пятнами и никак не желал сходиться в чёткую картинку. Талиан протёр рукой лицо и перевернулся на бок. Рядом с ним, на расстоянии одного локтя, лежало прекрасное создание: высокое, со стройной и гибкой фигурой, угадывающейся за многочисленными складками хитона, с золотистыми кудрявыми локонами до поясницы, бархатной кожей и глазами глубокого синего цвета с чёрной обводкой по краю, лукаво глядящими поверх платка, укрывшего нижнюю часть лица.
Не девушка — мечта!
— Да, мой император, — произнесло создание высоким и тонким голосом, который звучал нежнее и слаще пения соловья. — Всё приготовлено для ужина. Отвар из трав я сегодня приготовила сама. Надеюсь, его вкус и аромат вам понравится.
Талиан буркнул что-то невразумительное в ответ и сполз с постели.
Переодевание могло обмануть кого угодно. Стоило признать, Фариан оказался в этом деле мастером. Но Талиан не забывал, что перед ним находится одетый в женское платье парень, пусть и играющий роль наложницы.
Беглый взгляд по столу оставил его довольным. Тут было мясо на косточке — сочащееся жиром, с ароматом костра и ещё горячее, будто только что снятое с вертела, — целая миска каши, салат из капусты, приправленный перцем и уксусом, и тройка промасленных пшеничных лепёшек с золотистой корочкой.
Талиан схватил лепёшку и потянулся к мясу, но Фариан опередил его. Воткнув в кабанью голень вилку, он перетащил её к себе на тарелку и начал срезать ножом маленькие кусочки, отделяя мясо от кости, чтобы затем выложить их перед Талианом чуть ли не узором.
— Ты же знаешь, как я этого не люблю, — приобняв юношу и прижавшись к его уху губами, полушёпотом выпалил Талиан. Так, чтобы никто из слуг его слов не расслышал.
— Ходят слухи, будто эти гердеинские свиньи едят мясо руками, — в полный голос ответил Фариан и нагло осклабился. — Фу! Это та-а-ак ужасно! Куда им до тонких и возвышенных манер нашего императора, — и застучал ножом о вилку с удвоенной силой, нарезая мясо тонкой соломкой.