Над лугом все чаще и чаще поднимались каски. Гитлеровцы, почувствовав на своем берегу партизан, заволновались. Они не пытались отстреливаться, чувствовалось, что им хочется подняться и отойти. Но снайперы с пулеметчиками открывали огонь, и каски снова прятались за бугорками.
Четверка продвигалась по луговине. Партизаны часто вставали на колени и смотрели в сторону противника. Когда они зашли во фланг в тыл гитлеровцам, залегли и открыли стрельбу из автоматов и винтовок, все мы, стоявшие на крутом берегу, с нетерпением ждали развязки.
Фашисты стали подниматься и, не обращая внимания на то, что стрельба усилилась, начали отбегать по луговине влево. Наши пулеметчики перестали жалеть патроны. Снайперы тоже стреляли торопливо. Откуда-то из-за огородов, из-за наших спин по лугу ударили минометы. Фашисты опять залегли. Четверка, увидев панику среди противника, осмелела и пошла на гитлеровцев во весь рост.
Анисимов, стоявший рядом с Ковпаком, что-то шепнул ему на ухо.
— Можно, — ответил Ковпак, — только когда они, как бараны, кучей соберутся.
Анисимов исчез. Вскоре в переулке, выходящем к реке, появилась короткоствольная пушка, и около нее засуетилась прислуга.
Четверка быстро приближалась к противнику. Сзади нее появились три гитлеровца. Это были уже пленные. Они направились к реке, и Яковенко доставил их на наш берег.
Наши пулеметчики все чаще открывали огонь. Фашисты старались выбраться из ловушки.
— Добить! — крикнул Ковпак. — Добейте их немедленно!
Через две минуты минометы выпустили несколько мин. Под усиливающимся огнем гитлеровцы начали разбегаться. У четверки вновь появилось несколько пленных. Пленные шли к реке, где поджидал их Яковенко с лодкой.
Четверка захватила восемнадцать пленных. Фашисты, выйдя из зоны пулеметной досягаемости, поднялись и бросились к лесу. Они бежали толпой, беспорядочно.
Анисимов, наблюдавший в бинокль за поведением солдат, подал команду орудийному расчету. Снаряд разорвался сзади гитлеровцев. Второй снаряд сделал перелет, и гитлеровцы сбились в кучу. Пушка выпустила несколько снарядов, которые окончательно рассеяли врагов, они разбегались по луговине и уходили в лес.
Яковенко перевез на тот берег бойцов из хозяйственной части Павловского. Те разбрелись по лугу и начали собирать трофеи: пулеметы, винтовки, пачки патронов, пулеметные ленты, одеяла, свернутые в виде шинельных скаток, и котелки. На берегу Тетерева выросла гора трофеев.
Костя подошел к Ковпаку и начал докладывать о выполнении своей задачи.
— Не надо, — сказал Ковпак, — я видел, как действовали. Скажи мне, за что ты ударил пленного?
Костя смотрел на него недоумевающе.
— Я не бил, — сказал он.
— Я сам видел, — строго сказал Дед.
— А, — вспомнил Костя, — он открыл по мне стрельбу. Это полицейский.
— Веди его ко мне, — сказал Ковпак.
Пленного подвели. Он подошел, посмотрел на Ковпака и вдруг заулыбался.
— А, Сидор Артемьевич, — сказал он развязно, — наше вам почтение. Вот где увиделись.
— Так, так, — неопределенно сказал Дед. Перед ним стоял сын его соседа по слободе Котельва, из которой Ковпак был родом. — Стрелял в него? — спросил Дед, указывая на Костю.
— Стрелял, — подтвердил полицейский. — Он же в плен забирал меня.
— Стрелял. Так, — сказал Ковпак. — Не хотел бы я с кумом ссориться, но придется пустить в расход.
Пленный побледнел, недоумевающе глядел на Ковпака.
— Как же так, Сидор Артемьевич, — сказал он, — мы ведь соседи.
— Мы были бы добрые соседи, когда б вместе бились, а то, как рак с лебедем, в разные стороны тянем.
Пленного полицейского отвели за деревню и расстреляли.
Каждый день, прожитый вместе с ковпаковцами, был школой мужества, был полон до краев отвагой, опасностями, героизмом. Разные характеры и судьбы прошли тогда передо мной, разные операции ковпаковских партизан, отеческие заботы самого Сидора Артемьевича и других военачальников. О каждом дне этого беспримерного похода можно было бы написать повесть. И все же почти полторы тысячи километров, пройденные с боями в соединении ковпа-ковских партизан, были только частью его великих походов.
Из-под Киева, в котором были немцы, я улетел на Большую землю. Приходилось бывать и на других участках фронта. А ковпаковское соединение шло своим путем, громя фашистских захватчиков на родной земле, растя народных героев, воспитывая мужественных борцов за нашу Родину.
Много подвигов совершили партизаны Ковпака. Совершали их и женщины-партизанки. Не одна маленькая Полина рвалась в разведку. Выполнить задание ей помешала вражеская пуля. А вот Александра Карповна Демидчик, молодая учительница из Наровли, городка на реке Припяти, совершила свой подвиг. Сегодня эта женщина в той же Наровле преподает химию в школе.
Впервые увидев во вражеском тылу эту скромную, даже застенчивую женщину, я не мог понять: почему именно ее выбрал Ковпак для опасного и ответственнейшего дела. И тогда Вершигора сказал мне с усмешкой:
— Дед видит каждого человека… Он только посмотрел ей в глаза и спросил: «сможешь?», и она пошла. И выполнила задание.
— Так и было? — спросил я разведчицу.
— Так и было, — ответила она, ставя перед партизанами миски с борщом.
Через много лет увидел я Александру Карповну в Наровле, в кругу ее семьи, и понял, как отважно было сердце этой, тогда еще совсем молодой женщины, шедшей на верную смерть. А ведь у нее был тогда совсем маленький ребенок.
…Мы сидели за чаем и вспоминали партизанское былое Ковпака.
— Надо было мне идти к командиру вражеского полка, — рассказывала Александра Карповна. — Все знали, что иду прямо в петлю… Но соединение было в таком положении, что надо было идти…
Уже после войны я много раз встречался с Сидором Артемьевичем в Киеве. Тогда же и записал его рассказ о тех днях. А происходило вот что.
В соединении Сидора Артемьевича работала оперативная группа ЦК партии Украины во главе с секретарем ЦК Демьяном Сергеевичем Коротченко. Главнокомандующий партизанским движением Советского Союза маршал Климент Ефремович Ворошилов потребовал, чтобы соединение вышло в район основных своих действий — на реки Припять и Днепр.
Демьян Сергеевич Коротченко, руководивший партизанским движением в тылу у немцев, поставил перед ковпаковцами задачу не только развертывать боевые действия с противником, но и усиленно вести разведку Днепра и Киева. Разведывательная операция такого огромного размаха стоила во сто крат дороже самого большого выигранного партизанами сражения. Надо было выяснить — существует ли на самом деле неприступный для Красной Армии «Днепровский вал», о котором кричали немцы. И если существует, то что это за «вал», каковы оборонительные сооружения противника на берегах Днепра. Ковпаковцы должны были «сработать» на всю Красную Армию.
И вдруг неожиданно партизанские батальоны оказались запертыми немецко-фашистскими частями в треугольнике, в междуречье Днепра и Припяти. Карательные полки теснили батальоны в «угол». К фашистским полкам прибавилась дивизия. Бои шли каждый день. Партизаны оборонялись с ожесточением. С обеих сторон было много раненых и убитых. По всему было видно: немцы решили уничтожить соединение Ковпака.
Ковпак мог бы прорваться на северо-запад и уйти в лесные края Полесья… Но… на пути в этом направлении партизанские дороги «запирал» словацкий охранный полк. Он располагал большим количеством солдат и офицеров и мощным артиллерийским и минометным вооружением.
Вот тогда-то С. А. Ковпак и Д. С. Коротченко решили найти пути нейтрализации словацкого карательного полка. Положение было критическим — против полка стоял всего лишь один партизанский батальон, в котором было только триста человек.
Думали над тем, как установить связь с командиром вражеского полка. Окончательного решения не находили. Тогда Ковпак сказал: «Эту психологическую диверсию надо провести с умом. Попробуем уговорить командира словацкого полка сдать полк нам. Если же он не пойдет на это, постараемся уговорить его заключить с нами тайное от немцев перемирие. И если все будет благополучно, мои батальоны вырвутся из междуречья, уйдем в районы Пинских болот или наведем на Припяти переправу и тогда прорвемся в леса Правобережной Украины».