Его арестовали 18 октября 1941 года в доме на Нагасаки-мати, 30.
Полицейские не могли не поразиться обилию книг -- тысяча томов! -- которые
они увидели в квартире Зорге. На столике у кровати лежал томик стихов
японского поэта XVI века Ранрана.
Арест Зорге и его помощников расценивался японской контрразведкой как
самая большая удача. Тридцать два сотрудника тайной полиции получили высшие
ордена.
В германском посольстве это событие произвело эффект разорвавшейся
бомбы. Эйген Отт и полковник Мейзингер постарались преуменьшить свою роль в
отношениях с советским разведчиком. Чтобы как-то объяснить неслыханный
просчет всех, кто был в ответе за это, принялись сочинять о Рихарде Зорге
разные небылицы. Так появились легенды о Зорге-сверхчеловеке...
Следствие затянулось на несколько лет. Не так-то просто было осудить
этих людей! Все совершилось бы гораздо скорее, если бы речь шла об
обыкновенном "шпионе" и обычном "шпионаже". А обвиняемый, стоящий перед
судьями, спокойно утверждал, что в его действиях не было ничего, что
противоречило бы человеческой этике и человеческим законам. Вот что он
говорил:
-- Я не применял никаких действий, которые могли бы быть наказуемы. Я
никогда не прибегал к угрозам или насилию.
Я и моя группа прибыли в Японию вовсе не как враги Японии. К нам никак
не относится тот смысл, который вкладывается в обычное понятие "шпион".
Лица, ставшие шпионами таких стран, как Англия или Соединенные Штаты,
выискивают слабые места Японии с точки зрения политики, экономики или
военного дела и направляют против них удары. Мы же, собирая информацию в
Японии, исходили отнюдь не из таких замыслов... Центр инструктировал нас в
том смысле, что мы своей деятельностью должны отвести возможность войны
между Японией и СССР. И я, находясь в Японии и посвятив себя
разведывательной деятельности, с начала и до конца твердо придерживался
этого указания.
Конечно, я вовсе не думаю, что мирные отношения между Японией и СССР
были сохранены на долгие годы только благодаря деятельности нашей группы, но
остается фактом, что она способствовала этому.
Он продолжал утверждать это и после того, как суд приговорил Рихарда
Зорге и Ходзуми Одзаки к смертной казни. Остальные члены группы были
осуждены на разные сроки тюремного заключения.
Однако выйти на волю удалось только Клаузену. После поражения Японии
его освободили американские оккупационные власти.
Когда был вынесен приговор, дни Мияги были уже сочтены: в тюрьме он
предпринял попытку самоубийства, остальное довершили палачи, особенно рьяно
пытавшие раненого...
Ненамного пережил товарища Бранко Вукелич. Его бросили в один из самых
страшных японских концлагерей на острове Кокандо. Впоследствии сотрудники
разведывательного отделения штаба Макартура, изучавшие японские архивы,
писали, что Вукелич "проявил в заключении наибольшую храбрость, потому что,
как явствует из заметок прокурора, последний не мог добиться от этого
разведчика никакой информации... Он был тверд и потому подвергся страшным
мучениям..." Скончался Вукелич в том же концентрационном лагере. Когда он
умер, он весил тридцать два килограмма.
Одзаки, как и Зорге, был заключен в камеру смертников. Его последние
письма из тюрьмы Сугамо -- один из самых замечательных человеческих
документов нашего века.
"Ведь если вдуматься, -- писал Одзаки незадолго до казни, -- я
счастливый человек. Всегда и повсюду я сталкивался с проявлениями людской
любви. Оглядываясь на прожитую жизнь, я думаю: ее освещала любовь, которая
была, как звезды, что сияют сейчас над землей, и дружба, сверкавшая среди
них звездой первой величины".
Как прекрасно выражено здесь мироощущение людей, сохранивших в условиях
жестокого подполья нравственное здоровье и духовную высоту, людей,
испытавших личное счастье, способных и перед казнью думать о звездах, людей,
чья дружба подобна звезде первой величины!
Второй приговоренный к смерти тоже потребовал в камеру бумагу. Все, кто
писал о Зорге, цитировали его "мемуары". В них не было ни намека на
покаяние, автор не выдавал никаких секретов, не известных тайной полиции
Японии; зато в суховатой манере, последовательно и беспристрастно
рассказывал свою жизнь. Все -- и враги, и в первую очередь друзья -- должны
были знать, что Рихард Зорге умер коммунистом.
...7 ноября 1944 года. В этот день Советская страна отмечала 27-ю
годовщину Октября. Первая с начала войны годовщина, которую вместе с Москвой
встречали освобожденные Киев и Минск, Кишинев, Таллин и Рига.
"Свершилось!--писала "Правда". -- Война шагнула за границы Советского Союза
на территорию фашистской Германии". "Вражеская оборона прорвана, на дорогах
таблички "разминировано", -- сообщал военный корреспондент из Восточной
Пруссии. "Спокойно стоят в сумраке осеннего вечера московские дома,
полосками светятся щели в окнах, а за окнами угадывается мирный быт,
озаренный сегодняшним мирным торжеством",-- писал московский публицист.
В праздничных номерах газет публиковался Указ о присвоении званий
Героев Советского Союза группе советских разведчиков. В Указе по праву могла
быть и фамилия Рихарда Зорге.
В час, когда с ротаций сходили свежие газетные листы с сообщением о
предстоящем салюте, в Токио уже было утро. В этот час в камеру смертников
вошел Исидзимо -- начальник токийской тюрьмы Сугамо. Согласно японскому
ритуалу, поклонившись, он спросил у заключенного его имя.
-- Рихард Зорге.
-- Ваш возраст?
-- Сорок девять лет.
Исидзимо объявил узнику, что сегодня смертный приговор будет приведен в
исполнение. Осужденный, знавший японские обычаи, слегка поклонился в ответ.
Хочет ли он что-нибудь добавить? Нет, ему нечего добавить.
Ему нечего было добавить, он сделал все, что мог, даже больше, чем мог!
Судя по тем документам, которые сохранились и были опубликованы
американцами в годы оккупации, Рихард Зорге был казнен в той же камере, где
незадолго до этого оборвалась жизнь Ходзуми Одзаки.
Как свидетельствуют очевидцы, Зорге твердым шагом миновал тюремный двор
и вошел в небольшую камеру. Там не было ни помоста, ни каких-либо ступенек.
Лишь в голый каменный пол вделан люк. Зорге спокойно встал на него, спокойно
позволил накинуть петлю. В 10 часов 20 минут по токийскому времени Зорге не
стало. Он встретил смерть мужественно, как человек, выполнивший свой долг.
...Генерал закрывает папки с донесениями. Они вернутся на полки архива.
Встанут рядом с другими документами, молчаливыми свидетелями мужества других
отважных, словно сольются в общий подвиг. Ну что же, коммунист Рихард Зорге
никогда не претендовал на исключительность.
Зорге похоронили в общей тюремной могиле. Но японским друзьям после
долгих хлопот разрешили предать его тело огню.
В Токио на кладбище Тама над могилой Рихарда Зорге возвышается
гранитный камень. На нем высечены слова: "Здесь покоится тот, кто всю свою
жизнь отдал борьбе за мир".
И мертвый, он продолжает удивлять. Где, когда, в какие времена, в какой
стране на могиле иностранного разведчика высекали такие слова? Где, когда
местом патриотических митингов в защиту мира становилось место, которое,
казалось, должно было напоминать о разведке -- этом крайнем и жестоком
выражении войны? А на могиле Рихарда Зорге такие митинги происходят вот уже