Выбрать главу

вдвойне -- впервые показал себя. Это из таких немцы выбирали полицаев и

карателей, управдомов, следователей, провокаторов.

Кудря шел с Марией Ильиничной по Крещатику и с болью наблюдал, как

выползают наружу эти слизняки. Появились первые солдаты в темно-зеленой

форме. Жалкая кучка стариков, одетых по-праздничному, направилась к

Бессарабскому рынку, чтобы приветствовать представителей "нового порядка".

Вернувшись домой на Институтскую, Кудря еще раз осмотрел квартиру. Все

было в порядке. Документы, оружие, деньги были надежно спрятаны. Вечером он

передал радисту текст первой радиограммы.

Максим и его группа начали действовать.

На следующий день был объявлен первый приказ немецкого военного

коменданта: "Всем гражданам города Киева и его окрестностей немедленно, в

течение 24 часов, сдать в комендатуру огнестрельное оружие, приемники и

противогазы. За невыполнение -- расстрел!" Но принять радиоприемники в

течение суток для немцев оказалось невозможным -- так их было много. Легенда

о том, что в России нет радио, была опрокинута тем фактом, что даже пять

дней спустя люди еще стояли, прислонившись к фасадам домов, и терпеливо

ожидали очереди сдать приемники.

24 сентября, когда склад уже был заполнен, в очередь встал плечистый

коренастый мужчина лет сорока в простой рабочей одежде. Одним из последних

вошел он в глубь магазина "Детский мир", где было устроено хранилище. Он

аккуратно поставил свой приемник подальше от входа и ушел. А когда наступил

комендантский час, и все жители Киева находились уже дома, в складе

радиоприемников раздался взрыв. И тотчас же второй, еще более мощный удар

потряс воздух. Это сдетонировала взрывчатка, хранившаяся в соседнем здании,

где располагалась немецкая военная комендатура. Здание взлетело на воздух.

Под обломками погибли сотни гитлеровских офицеров, работников комендатуры и

гестапо. Сам комендант города Киева, подписавший приказ о сдаче

радиоприемников, вылетел в окно. Чудом он остался жив: протез, который был у

него вместо одной руки, самортизировал его падение.

Первый подарок Максима и его товарищей фашистским захватчикам был

преподнесен.

Вслед за комендатурой в воздух взлетел кинотеатр, в котором немецким

солдатам демонстрировали фильм о взятии гитлеровцами городов на востоке

Франции. Главное было сделано -- все, кто находился в Киеве, почувствовали:

немцы здесь только хозяйничают. Подлинным же хозяином был и будет советский

народ.

Гитлеровцы поняли, что Киев еще не покорился. Якобы для борьбы с

пожарами они стали уничтожать самые красивые, самые лучшие здания в городе.

К смерти был приговорен и "дом Гинзбурга", в котором жили Кудря и Мария

Ильинична. Его оцепили солдаты, жителей выгнали на улицу. "Дом заминирован

большевиками, немцы будут искать мины",--объявлял дворник, обходивший

квартиру за квартирой.

Был поздний вечер. Крещатик горел. Под взрывы, при свете зарева

измученные и объятые ужасом люди до рассвета таскали свои вещи и детей на

откосы и обрывы Днепра. Кудря и Мария Ильинична шли по улице, толкая перед

собой детскую коляску, в которой лежал чемодан и кое-что из одежды -- все

что они успели взять с собой. Они еще думали, что через день-другой вернутся

на Институтскую. Когда подошли к зданию филармонии, где-то сзади раздался

взрыв. Пламя взметнулось в небо. "Дома Гинзбурга" больше не существовало.

Не существовало больше и оружия, шифров, паспортов, денег, адресов,

продуктов --почти всего того, что с таким трудом подбирал себе Кудря для

работы.

Все надо было начинать сначала. И прежде всего искать ночлег. И тут ему

помог Лантух. Расчет, который делал Кудря на то, что люди подобного типа при

немцах обязательно выплывут и пойдут в гору, оправдался. Лантух познакомил

Максима с Гусевым -- управляющим домом No 37 по Пушкинской улице, и Кудря

получил небольшую отдельную квартиру в мансарде из двух комнат с кухней и

кладовой.

-- И чего вы выбрали эту,-- искренне недоумевал управдом.-- Брали бы

внизу -- и просторнее, и теплее, и мебель есть...

Он не догадывался, что "внизу" не было второго выхода на черную

лестницу.

Но слепая судьба разведчика готовила Максиму еще одно испытание. Оно

пришло к нему на Пушкинской улице, в двух шагах от дома, где он поселился.

Они возвращались к себе, когда Мария Ильинична увидела, как он вдруг

помрачнел.

-- Что с тобой? -- спросила она.

-- Ничего,-- ответил Максим, глядя куда-то в сторону. Она посмотрела

туда и увидела, что к ним быстро шагает какой-то одетый в полувоенный костюм

коренастый мужчина лет сорока пяти с длинными украинскими усами.

-- А, Иван Данилович,-- осклабился мужчина.-- Здравствуйте. Как

живете-можете?

-- Здравствуйте, Тарас Семенович,-- негромко сказал Кудря, пристально

глядя ему в глаза.-- Ничего живу.

-- Вот и свиделись,-- хихикнул усатый и достал из кармана повязку

гестаповца.

-- Подожди нас на углу, Мария -- попросил Кудря,-- Я сейчас приду.

Случилось то, чего он опасался больше всего: его опознал враг. Он

наткнулся на человека, которого сам допрашивал и больше того: освобождения

которого, когда выяснилось, что улик против него нет, сам же и добился. Этот

петлюровец-эмигрант, конечно, знал, что своей свободой обязан Максиму.

-- Ну что же,-- сказал усатый,-- раньше вы меня допрашивали, теперь я

буду допрашивать вас.-- И он поиграл повязкой.-- Я гестапо, могу вас

арестовать, могу повесить. Вы тут остались работать?

-- Конечно работать,-- рассмеялся Кудря,-- а не смотреть на тебя.

Они молча посмотрели друг другу в глаза. Максиму показалось, что

гестаповец чуть иронически улыбается. "Негодяй,-- подумал он.-- Смейся,

смейся, но мне ты ничего не сделаешь, побоишься". А вслух он спокойно и

рассудительно сказал:

-- Не пугайте меня гестапо, Тарас Семенович. Это не в ваших интересах.

Я тоже кое-что знаю о вас.

Усатый насторожился:

-- Что именно?

-- Ну, вы достаточно рассказали нам в свое время.

Главное для разведчика -- самообладание. Это единственное оружие,

которое у него всегда в руках. Кудря дал гестаповцу понять, что даже здесь,

на территории, занятой врагом, он сильнее.

-- Вас повесят,-- сказал он как можно спокойнее,-- лишь только СД

получит сведения, которыми я располагаю.

В глазах усатого промелькнула растерянность.

-- Вы не сделаете этого,-- тихо сказал он.-- Я служу у немцев не

потому, что предан им, а ради украинского народа.

-- Вы верите в победу немецкого оружия? -- с усмешкой спросил Кудря.

-- Не очень, но верю,-- откровенно сказал Усатый.

-- Не хитрите, Тарас Семенович, Я вас хорошо знаю. Вы должны понимать,

что армия, которая не щадит даже детей, которая грабит и угоняет народ в

рабство, плохо кончит. Вы знаете о Бабьем Яре?

Усатый кивнул. Уже весь Киев говорил о том, как шевелилась земля над

рвами, в которых штабелями лежало 55 тысяч расстрелянных.

-- Я там был,-- сказал Усатый.-- Такое же творилось и в Виннице.

Он прикрыл глаза руками, словно стараясь отделаться от чего-то очень

тяжелого.

-- Восемнадцатый год, как вы знаете, и то не принес лавров немецким

оккупантам на Украине,-- продолжал Кудря.-- А сейчас положение не то.

Украинская земля будет гореть под ногами оккупантов еще жарче, чем в

гражданскую войну. Взрыв военной комендатуры -- это только цветочки.

Усатый задумался, потом осторожно сказал: