вдвойне -- впервые показал себя. Это из таких немцы выбирали полицаев и
карателей, управдомов, следователей, провокаторов.
Кудря шел с Марией Ильиничной по Крещатику и с болью наблюдал, как
выползают наружу эти слизняки. Появились первые солдаты в темно-зеленой
форме. Жалкая кучка стариков, одетых по-праздничному, направилась к
Бессарабскому рынку, чтобы приветствовать представителей "нового порядка".
Вернувшись домой на Институтскую, Кудря еще раз осмотрел квартиру. Все
было в порядке. Документы, оружие, деньги были надежно спрятаны. Вечером он
передал радисту текст первой радиограммы.
Максим и его группа начали действовать.
На следующий день был объявлен первый приказ немецкого военного
коменданта: "Всем гражданам города Киева и его окрестностей немедленно, в
течение 24 часов, сдать в комендатуру огнестрельное оружие, приемники и
противогазы. За невыполнение -- расстрел!" Но принять радиоприемники в
течение суток для немцев оказалось невозможным -- так их было много. Легенда
о том, что в России нет радио, была опрокинута тем фактом, что даже пять
дней спустя люди еще стояли, прислонившись к фасадам домов, и терпеливо
ожидали очереди сдать приемники.
24 сентября, когда склад уже был заполнен, в очередь встал плечистый
коренастый мужчина лет сорока в простой рабочей одежде. Одним из последних
вошел он в глубь магазина "Детский мир", где было устроено хранилище. Он
аккуратно поставил свой приемник подальше от входа и ушел. А когда наступил
комендантский час, и все жители Киева находились уже дома, в складе
радиоприемников раздался взрыв. И тотчас же второй, еще более мощный удар
потряс воздух. Это сдетонировала взрывчатка, хранившаяся в соседнем здании,
где располагалась немецкая военная комендатура. Здание взлетело на воздух.
Под обломками погибли сотни гитлеровских офицеров, работников комендатуры и
гестапо. Сам комендант города Киева, подписавший приказ о сдаче
радиоприемников, вылетел в окно. Чудом он остался жив: протез, который был у
него вместо одной руки, самортизировал его падение.
Первый подарок Максима и его товарищей фашистским захватчикам был
преподнесен.
Вслед за комендатурой в воздух взлетел кинотеатр, в котором немецким
солдатам демонстрировали фильм о взятии гитлеровцами городов на востоке
Франции. Главное было сделано -- все, кто находился в Киеве, почувствовали:
немцы здесь только хозяйничают. Подлинным же хозяином был и будет советский
народ.
Гитлеровцы поняли, что Киев еще не покорился. Якобы для борьбы с
пожарами они стали уничтожать самые красивые, самые лучшие здания в городе.
К смерти был приговорен и "дом Гинзбурга", в котором жили Кудря и Мария
Ильинична. Его оцепили солдаты, жителей выгнали на улицу. "Дом заминирован
большевиками, немцы будут искать мины",--объявлял дворник, обходивший
квартиру за квартирой.
Был поздний вечер. Крещатик горел. Под взрывы, при свете зарева
измученные и объятые ужасом люди до рассвета таскали свои вещи и детей на
откосы и обрывы Днепра. Кудря и Мария Ильинична шли по улице, толкая перед
собой детскую коляску, в которой лежал чемодан и кое-что из одежды -- все
что они успели взять с собой. Они еще думали, что через день-другой вернутся
на Институтскую. Когда подошли к зданию филармонии, где-то сзади раздался
взрыв. Пламя взметнулось в небо. "Дома Гинзбурга" больше не существовало.
Не существовало больше и оружия, шифров, паспортов, денег, адресов,
продуктов --почти всего того, что с таким трудом подбирал себе Кудря для
работы.
Все надо было начинать сначала. И прежде всего искать ночлег. И тут ему
помог Лантух. Расчет, который делал Кудря на то, что люди подобного типа при
немцах обязательно выплывут и пойдут в гору, оправдался. Лантух познакомил
Максима с Гусевым -- управляющим домом No 37 по Пушкинской улице, и Кудря
получил небольшую отдельную квартиру в мансарде из двух комнат с кухней и
кладовой.
-- И чего вы выбрали эту,-- искренне недоумевал управдом.-- Брали бы
внизу -- и просторнее, и теплее, и мебель есть...
Он не догадывался, что "внизу" не было второго выхода на черную
лестницу.
Но слепая судьба разведчика готовила Максиму еще одно испытание. Оно
пришло к нему на Пушкинской улице, в двух шагах от дома, где он поселился.
Они возвращались к себе, когда Мария Ильинична увидела, как он вдруг
помрачнел.
-- Что с тобой? -- спросила она.
-- Ничего,-- ответил Максим, глядя куда-то в сторону. Она посмотрела
туда и увидела, что к ним быстро шагает какой-то одетый в полувоенный костюм
коренастый мужчина лет сорока пяти с длинными украинскими усами.
-- А, Иван Данилович,-- осклабился мужчина.-- Здравствуйте. Как
живете-можете?
-- Здравствуйте, Тарас Семенович,-- негромко сказал Кудря, пристально
глядя ему в глаза.-- Ничего живу.
-- Вот и свиделись,-- хихикнул усатый и достал из кармана повязку
гестаповца.
-- Подожди нас на углу, Мария -- попросил Кудря,-- Я сейчас приду.
Случилось то, чего он опасался больше всего: его опознал враг. Он
наткнулся на человека, которого сам допрашивал и больше того: освобождения
которого, когда выяснилось, что улик против него нет, сам же и добился. Этот
петлюровец-эмигрант, конечно, знал, что своей свободой обязан Максиму.
-- Ну что же,-- сказал усатый,-- раньше вы меня допрашивали, теперь я
буду допрашивать вас.-- И он поиграл повязкой.-- Я гестапо, могу вас
арестовать, могу повесить. Вы тут остались работать?
-- Конечно работать,-- рассмеялся Кудря,-- а не смотреть на тебя.
Они молча посмотрели друг другу в глаза. Максиму показалось, что
гестаповец чуть иронически улыбается. "Негодяй,-- подумал он.-- Смейся,
смейся, но мне ты ничего не сделаешь, побоишься". А вслух он спокойно и
рассудительно сказал:
-- Не пугайте меня гестапо, Тарас Семенович. Это не в ваших интересах.
Я тоже кое-что знаю о вас.
Усатый насторожился:
-- Что именно?
-- Ну, вы достаточно рассказали нам в свое время.
Главное для разведчика -- самообладание. Это единственное оружие,
которое у него всегда в руках. Кудря дал гестаповцу понять, что даже здесь,
на территории, занятой врагом, он сильнее.
-- Вас повесят,-- сказал он как можно спокойнее,-- лишь только СД
получит сведения, которыми я располагаю.
В глазах усатого промелькнула растерянность.
-- Вы не сделаете этого,-- тихо сказал он.-- Я служу у немцев не
потому, что предан им, а ради украинского народа.
-- Вы верите в победу немецкого оружия? -- с усмешкой спросил Кудря.
-- Не очень, но верю,-- откровенно сказал Усатый.
-- Не хитрите, Тарас Семенович, Я вас хорошо знаю. Вы должны понимать,
что армия, которая не щадит даже детей, которая грабит и угоняет народ в
рабство, плохо кончит. Вы знаете о Бабьем Яре?
Усатый кивнул. Уже весь Киев говорил о том, как шевелилась земля над
рвами, в которых штабелями лежало 55 тысяч расстрелянных.
-- Я там был,-- сказал Усатый.-- Такое же творилось и в Виннице.
Он прикрыл глаза руками, словно стараясь отделаться от чего-то очень
тяжелого.
-- Восемнадцатый год, как вы знаете, и то не принес лавров немецким
оккупантам на Украине,-- продолжал Кудря.-- А сейчас положение не то.
Украинская земля будет гореть под ногами оккупантов еще жарче, чем в
гражданскую войну. Взрыв военной комендатуры -- это только цветочки.
Усатый задумался, потом осторожно сказал: