Ночевали мы в одной комнате втроем. Шандора уложили на кушетке, я лег на кровать, Аркадий — на большой стол. Мы не нарушили своего правила складывать одежду и оружие около себя на стулья. Правда, вторые пистолеты мы с Аркадием положили под подушки.
Все трое не спали. Аркадий ворочался с боку на бок, и уж, конечно, не потому, что было жестко. Шандор то и дело шмыгал носом.
Ночь на исходе, а меня не покидает мысль: «Не может быть все так просто и безобидно, как показывают эти мальчишки». Только задремал, слышу, Шандор что-то забормотал.
— Что он говорит? — спрашиваю Аркадия.
— Интересуется, почему мы не спим.
— Почему вы не спрятали пистолеты, а положили на стулья? — вдруг, вскочив с кушетки, громко сказал Шандор. — Вы считаете меня глупым мальчишкой? Ошибаетесь. Убейте — ничего не скажу!
— Какая муха вас укусила, Шандор? — спокойно сказал Аркадий.
— Бейте меня! Вырезайте на спине пятиконечную звезду, отрезайте уши! Слышите, лучше убейте сразу и не мучьте меня! — истерично кричал Шандор.
— А ну, хватит истерики! Сейчас же ложитесь спать! — Аркадий принес ему стакан воды и лег снова.
— Все равно я ничего не скажу.
— Вы уже повторяетесь, Шандор. Мы лежим спокойно и ни о чем вас не спрашиваем, — возразил Аркадий.
— Но спросите.
— Непременно. Вы не ошиблись.
— Допрашивайте сейчас. Мне будет легче.
— Вы, молодой человек, в самом деле ведете себя, как ребенок, — вмешался я.
— Я и есть ребенок, к тому же гадкий трус. Сам все хотел рассказать вам, но хорошо, что одумался.
— Бывает, — безучастно заметил Аркадий.
Шандор лег и умолк. Лежали спокойно и мы. Но молчание, видимо, тяготило Шандора.
— Что же вы молчите?
— Боимся, чтобы вы не запсиховали снова, — ответил я, когда Аркадий перевел его вопрос.
— А вы знаете, что Семерш сказал вам неправду? Он фашист и оставлен здесь немцами.
— Вы неплохой парень, Шандор. Но очень интересно: своя неправда вас не тревожит, а чужая спать не дает, — сказал я.
— Почему вы так думаете, господин майор, — возразил он. — Это совсем не так.
Мы встали. Нельзя было дальше лежать, когда человек настроен говорить. Мы узнали, что диверсанты, закончившие школу, перебрасываются небольшими группами через линию фронта под видом репатриантов. Каждая группа имеет задание — взрывать мосты, склады с боеприпасами и продовольствием, минировать автотрассы и железные дороги. Гитлеровцы оставили диверсантам склады оружия и боеприпасов. Кроме того, они обещали в любой момент подбросить на самолетах все, что потребуется. Где находится это оружие, Шандор не знает. Ему сказали, что их группу снабдит оружием Семерш.
— Семерш?
— Да, Семерш, его немцы специально здесь оставили.
— Из чего вы заключили, что Семерш с этой целью оставлен в селе Янша? — спросил я.
— Вы мне не верите? Пожалуйста. Но знайте, ни одного человека из школы никуда не пускали. У моего друга Лайоша умер отец, и то не разрешили выехать даже на похороны. А тут у Семерша заболела мать, и его, заместителя начальника школы, отпустили совсем.
«Вот тебе и на! — подумал я. — Семерш был заместителем начальника школы!»
— Хорошо, Шандор, мы верим вам, — сказал Аркадий,
Утром вернулся Набатов. Он привез приветы от наших товарищей и кое-какие новости. Мы информировали его о происшедшем, о показаниях Шандора. А он, в свою очередь, рассказал, что полковник, выслушав его доклад, поручил на обратном пути заехать в ресторан Габора Кичи и встретиться с его хозяином.
— Приехал я туда к вечеру, — продолжал рассказывать Набатов. — Когда вошел в зал, на меня сразу обратили внимание, видимо, советские офицеры появляются здесь не часто. Уже выбрал было один из столиков, как меня окликнули:
«Господин капитан!»
Я обернулся.
«Прошу вас сюда. Посидим как старые знакомые».
Это был Бароши. Тот самый Бароши, наш случайный собеседник, рассказывавший нам анекдоты о монахах.
«Решили заглянуть?»
«Голоден как черт. И вообще, я свободен до утра. Здесь есть гостиница?»
«Конечно. Могу устроить с полным комфортом. Хозяин — мой лучший друг. Правда, старина Габор?» — обернулся Бароши к подошедшему сюда толстяку хозяину.
«Номера почти все свободны», — сказал тот, и его жирное лицо расплылось в добродушной улыбке.
«Угощаю я», — сказал Бароши. Он уже немного выпил и был в отличном настроении. Через несколько минут хозяин принес заказ. Набатов пригласил его к столу. Но толстяк с улыбкой отказался от приглашения, сославшись на дела.
Набатов действительно был голоден. Чтобы не обидеть своего случайного знакомого, выпил немного сухого вина. Бароши пил много. Впрочем, держался он молодцом. Только серые, с масляным блеском глаза под густыми черными бровями свидетельствовали о том, что он изрядно выпил.
Бароши рассказал о хозяине ресторана. Этому толстяку всего сорок пять лет. Он только на четыре года моложе его, Бароши.
У этого человека была чудесная, изумительная жена, немка по происхождению.
И вот какой-то офицер в эсэсовском мундире подкатился к ней и стал ее обхаживать.
Бедняга Габор сначала не обращал на это внимания: сами понимаете, интересы коммерции заставляют иногда закрывать глаза на мелочи, но дело зашло так далеко, что в один прекрасный день, когда гитлеровцы удирали, его половина укатила вместе с этим мерзавцем.
«Какова история, а? Вы можете представить себе, как теперь ненавидит немцев этот толстяк! Он ведь совсем одинок, этот Кичи…»
«Но у него, говорят, где-то есть сын?»
«Сын? Да. Кажется, от первой жены. Но мой приятель никогда не любил о нем говорить. Наверное, балбес какой-нибудь».
«Значит, он у отца не бывает?»
«По-моему, нет».
Вскоре к столу снова подсел хозяин. Поговорили о том о сем. Бароши спросил его о сыне: вот, мол, господин капитан интересуется.
«Понятия не имею, где он сейчас может быть, — ответил Кичи. — Мы с ним серьезно поссорились, и с тех пор я его не видел».
«А из-за чего поссорились, если не секрет?»
«Он не хотел, чтобы я женился второй раз».
И Габор Кичи стал подробно рассказывать о своей второй жене, о том, как она сбежала.
Вот и все, что я смог узнать, — закончил Набатов свой рассказ о посещении ресторана Кичи.
— Надо поговорить с этим Кичи еще раз. Пригласить его к нам, — сказал Аркадий.
— А Бароши?
— Пожалуй, и Бароши кое-что может рассказать, — согласился я.
Итак, Семерш был заместителем начальника школы. Он же — непосредственный руководитель диверсантов и должен снабжать их оружием.
— Выходит, вы можете солгать, глазом не моргнув? — сказал я Семершу.
— Иген, — невозмутимо согласился он. — Но уверяю вас, что, когда я отрицал знакомство с этими парнями, у меня не было никакого умысла.
Чем больше мы присматриваемся к этому человеку, тем яснее становится его физиономия. В его мягком, вкрадчивом голосе иногда проскальзывают резкие нотки. Да, этот интеллигентного вида молодой человек с ускользающим взглядом может и рычать. Но сейчас, после того как он признался, что действительно был одним из руководителей школы, он больше молчит. Правда, он тут же заявил, что задание германской разведки выполнять не собирался.
— Думал жениться и жить, как все.
— Но к вам должны были приходить за оружием, вы должны были руководить этими людьми?
— Думаю, они не пришли бы, — уклонился он от ответа.
После длительных запирательств он назвал всех слушателей школы: их было шестьдесят восемь человек. Он показал подземные склады с оружием, боеприпасами и продовольствием, спрятанные в горах. Они были замаскированы и заминированы.
Забот у нас прибавилось. Нашей небольшой группе все осилить было трудно. Требовалась серьезная работа с Семершем и другими задержанными. Нельзя было откладывать розыск и остальных диверсантов. В списке слушателей мы нашли фамилию Кичи. Знакомая фамилия. Может быть, этот Тибор Кичи и есть тот самый молодой шалопай, сын хозяина ресторана?