Благодарность Буденного
Темная южная ночь окутала аэродром. До рассвета еще часа два-три, а на стоянках вовсю кипит работа. Техники, мотористы, механики, вооруженцы готовят машины к очередному вылету, латают дырки, заправляют баки бензином, снарядные и патронные ящики - боезапасом. Смазывают и проверяют каждый узел, прибор.
У Варварычева утром вид, как после бега на марафонскую дистанцию.
- Ты что же, и спать совсем не ложился?
- Вздремнем, когда вы в полет уйдете. Что делать? Закон: самолет должен быть готов к рассвету. Отоспимся после победы.
- Моторы опробовали?
- Работают, как звери!
Перед вылетом комэск предупредил:
- Сегодня изменим тактику - поднимем высоту. Командир полка разрешил проверить предложение Прилуцкого, на пробу берем по нескольку десятков осколочных бомб. С этой высоты они должны накрыть приличную площадь.
На Неберджаевскую на этот раз заходим с юга. На новой высоте, ломаным курсом - противозенитным зигзагом. Расчет себя оправдывает, разрывы лежат пониже, не представляя для нас опасности. После сброса бомб комэск резко маневрирует по курсу и по высоте, выводя группу из-под обстрела. Стрелки докладывают, что бомбы легли прицельно, осколочные накрыли большую площадь и нанесли урон живой силе противника.
На аэродроме впервые за много дней Варварычев восклицает:
- Командир, в самолете ни одной дырки!
Не обнаружено повреждений и на других машинах.
Не успели закончить разбор, как поступила новая команда: немедленно нанести удар по Свободной балке, близ станицы Ходыженской. Это уже не новороссийское - туапсинское направление. Очевидно, положение на фронте продолжает обостряться.
Увеличили количество осколочных бомб почти вдвое. Майор Переса да объехал все стоянки, предупредил:
- Задание весьма ответственное! Особо обращаю внимание на точность прицеливания. Незначительный промах - и врежете по своим! Наш передний край будет обозначен краевыми ракетами. На прикрытие выделяются шесть "яков".
Ракета! Взревели моторы. Нагруженные до предела машины начали тяжело отрываться от земли.
Подходам к линии фронта. Обстановка неизвестная, надо быть начеку. Стрелки понимают это, стволы пулеметов обшаривают пространство вокруг. Комэск, качнув крыльями, подает условный сигнал: принять боевой строй. Добавляем обороты, группа выстраивается по прямой.
- Вижу цель! - доклад Димыча. Сколько ни всматриваюсь, внизу ничего не замечаю, одни горы, сплошь покрытые густым лесом.
- Где ты ее увидел?
- Позади высотки в виде верблюда, чуть левее Ходыженской...
- Ну?
- За высоткой Свободная балка, уловил?
- А ты не уловил, почему зенитки молчат?
- Ну, это совсем просто. Либо немец стесняется себя демаскировать, либо надо ждать "мессеров".
- А если и то и другое?
- Не исключается.
В двух-трех километрах севернее Ходыженской на земле полоса вспышек.
- Димыч, видишь? Немецкая артиллерия обрабатывает наш передний край. Вот бы жахнуть по ней, а?
- Да, - вздыхает штурман, - жаль упускать такую возможность. Ну ничего, проутюжим пехоту и танки...
Группа над целью. В балке накапливаются для атаки фашистские подразделения. Из леска, с выжидательных позиций, выползают десятки танков. Вовремя мы успели, еще полчаса, и вся эта лавина устремилась бы на наши войска!
В балке вспухают огромные клубы разрывов.
- С ходу накрыли! Сейчас ж мы... Чуть левей, командир... Так, прямо...
Через полминуты Лубинец и Никифоров вскрикивают наперебой:
- Есть! В самую балку!
- Все в цель! У фрицев паника...
- Молодец, штурман!
- Молодец, командир! Вот так бы каждый раз угощать их, как только попробуют сунуться.
Впоследствии узнали, что в результате нашего налета немецкая атака была сорвана. Наше появление было совершенной неожиданностью для фашистов. Дорого заплатила они за свою самоуверенность и беспечность.
Около Сочи сопровождавшие нас истребители, помахав на прощанье крыльями, ушли на свой аэродром. А через несколько минут и мы заруливая на стоянки.
Не успел остановить моторы, как увидел радостно возбужденного Варварычева. Со всей своей компанией он бежал к самолету, отчаянно жестикулируя, что-то крича. Скатившись с плоскости, я попал в железные объятия Ивана. Весь технический экипаж тараторил одновременно, ничего невозможно было разобрать.
- Да стойте же! - с трудом высвобождаясь из тисков Варварычева, заорал я. - Объясните толком, что произошло. Гитлер подох, что ли?
Варварычев жестом утихомирил свою команду.
- Что касается Гитлера, это еще впереди. Верная радость в запасе. А пока другое. Только что получили телеграмму. За успешные боевые действия всему личному составу полка объявлена благодарность!
- Да?
- А знаете от кого? От самого Буденного!
- Воя что! В таком случае это больше всего относится к штурману. Высыпал всё подарки прямо на головы собравшимся в наступление фрицам!
Ошалевшие от радости техники принялись качать Димыча. Тот только охал да вскрикивал:
- Полегче, черти! Привыкли с железом... Ребра еще не успели зажить...
- Хватит, и в самом деле! Может, сегодня еще лететь. Измучаете, промажет...
Мои слова подействовали, Димыча опустили на землю. Под общий смех Варварычев пообещал:
- Если хорошо будешь бомбить, всякий раз так встречать будем!
- Лучше не надо, - ощупывая бока, отказался Димыч. - Лишние поощрения портят человека.
Ночью эскадрилья нанесла удар по вражескому аэродрому в Армавире. Ни один самолет не успел взлетать, много машин было уничтожено. Загорелись склады боеприпасов и горючего.
Через несколько дней, когда образовалось небольшое "окно" в боевой работе, майор Ефремов зачитал личному составу полка запись разговора Маршала Советского Союза Семена Михайловича Буденного с командующим Новороссийским оборонительным районом генерал-майором Котовым. Разговор состоялся 27 августа 1942 года. На вопрос маршала, как войскам помогает авиация Черноморского флота, Григорий Петрович Котов ответил:
"Наша авиация, прямо скажу, работает отлично. Все мои задачи выполняет с большой эффективностью. По самому скромному подсчету, за последние дни уничтожено не менее тысячи немцев, несколько десятков автомашин с войсками, до десятка танков и самоходок, две батареи, сбито в воздухе не менее пятнадцати самолетов противника. Своих потерь почти нет".