Утром 7 марта наш новый флагманский штурман Карп Карпович Лобузов, заменивший улетевшего на Север Гавриила Иошкина, заверил, что, несмотря на плохую погоду, доведет звено "как по нитке".
— Ох, Карп, не порвалась бы твоя «нитка», — озабоченно оглядел небо Косиченко.
В середине пути пошел снег, резко понизилась облачность. Высота полета строго определена, ориентироваться трудно. Но Карп Карпович действительно не подвел, приземлились где надо, на указанном аэродроме недалеко от Саранска. В тот же вечер представились командиру запасного авиационного полка майору Христофору Александровичу Рождественскому. Тот расспросил нас о службе на Тихоокеанском флоте, уровне подготовки, общем налете.
— Теперь отдыхайте. До завтра, — сказал на прощание.
И ничего о том, когда полетим на фронт, как мы ни наводили разговор на эту тему.
На другой день был объявлен приказ о назначении нас троих командирами звеньев в формируемый 35-й авиаполк.
— Ваша главная задача — сколотить настоящие, дружные боевые экипажи в своих звеньях, — добавил Рождественский.
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — с тоской протянул Косиченко.
Утешало одно: узнали, что полк после сформирования поступит в распоряжение командования Северного флота. Таким образом, мы тоже попадем к сафоновцам. Командиром полка назначили майора Алексея Васильевича Крылова, нашего бывшего однополчанина, тихоокеанца, который отлично понимал наше состояние. Машин в полку было мало. И вот однажды на наш очередной вопрос, когда же наконец на фронт, Крылов сказал:
— Завтра приказано отправить шесть экипажей в Москву за самолетами.
В мой экипаж вошли штурман Владимир Ерастов, стрелок-радист Георгий Пешехонов, техник самолета Иван Варварычев. Ехали в "пятьсот веселом", как тогда именовали товарные составы, наскоро приспособленные для перевозки пассажиров. Нам повезло, в вагоне оказалась «буржуйка», и связка дров. Ночь кое-как перебились. С рассветом на одном из разъездов, где пропускали воинские эшелоны, сделали вылазку, выпросили у стрелочника пилу и топор и нарубили дров в соседней рощице.
— Теперь в Москву приедем боеспособными, — шутили ребята.
В Москве на Центральном аэродроме сразу же занялись приемкой машин. Увлеклись работой так, что даже не заметили подъехавшей «эмки». К самолету подошел человек в гражданском, в кепке и легком демисезонном пальто, среднего роста, серьезный, энергичный.
— Как дела?
— Нормально…
— Сейчас подъедет Коккинаки, облетывать ваши машины. Поторопитесь.
— Кто это? — спросил я местного механика, когда гражданский отошел.
— Ильюшин, Сергей Владимирович, — с удивлением поглядел на меня тот.
Я и раньше летал на машинах Ильюшина и всегда с благодарностью думал об их создателе.
Наш техник доложил, что на одной из машин замечена трещина на раме хвостового колеса.
— Раму усилим, — сказал Ильюшин. — Предупредите об этом пилота.
Через несколько минут подъехал Владимир Константинович Коккинаки. Мы сразу узнали его. Выше среднего роста, подтянутый, широкоплечий, он приветливо поздоровался и тут же отошел с заводским техником. Не верилось, что этот человек, столько раз прославивший нашу авиацию, будет совершать облет обыкновенных серийных машин. Впрочем, почему обыкновенных? На этих машинах мы будем бить врага. И хотя конструкция давно проверенная — на самолетах ДБ-3ф летчики Краснознаменного Балтийского флота в первые дни войны наносили ночные удары по Берлину, — каждая машина [34] тщательно испытывается перед тем, как стать в боевой строй.
Коккинаки вырулил на старт и, несмотря на сильный боковой ветер, уверенно взлетел. Посадку произвел с недобором, плавно опустил хвост, когда самолет уже бежал по бетонке. Кто-то из ребят шутливо спросил:
— Что, она всегда так не добирается на три точки?
— Добирается, орлы, но у этой на раме заднего колеса трещина, или забыли?
Он улыбнулся, снял парашют и неторопливой походкой направился к следующему самолету.
Ожидая окончания проверки, мы наблюдали, как группа летчиков готовилась к первомайскому воздушному параду. Немного посовещавшись, они сомкнутым строем взлетели в небо и стали выполнять фигуры высшего пилотажа. Мы с восхищением следили за четкими, слаженными маневрами экзотически раскрашенных Як-1. Пятерка истребителей вертелась в воздухе, словно связанная шнурком…
Во второй половине дня на нескольких По-2 мы перелетели на аэродром Измайлово, где наши машины должны были переоборудоваться для подвески мин и торпед. Сразу стали знакомиться с подходами к аэродрому, изучать препятствия. Не успели обойти поле, как приземлился самолет с начальником штаба авиации ВМФ полковником Евгением Леонтьевичем Бартновским. Мы уже привыкли к неожиданным поворотам судьбы, но такого не могли себе и представить.
— Самолеты на Центральном аэродроме примут другие, а вам явиться в штаб за документами. Поедете на поезде получать машины на уже знакомом вам авиационном заводе.
Мы стояли ошеломленные. Вот-вот, казалось, осуществится желанная мечта, и вдруг все рухнуло. Трудно передать, с каким настроением мы получали документы и продовольствие, садились в поезд. Только со временем, охладившись и поразмыслив, пришли к малоутешительному выводу: кому-то надо воевать, кому-то строить самолеты, а кому-то и перегонять их. Не всем же сразу на фронт. Командование рассудило здраво: опыт дальнего перелета мы имеем, трасса нам знакома. Так кого же, как не нас, и посылать? Словом, мы возвращались в глубокий тыл. Ехали быстро, на дорогах соблюдался твердый график движения. [35]
Горечь постепенно прошла, молодость взяла свое, мы развеселились. Душой группы был капитан Маркин. Он уже успел отличиться в боях, заслужить орден Красного Знамени. Веселый, находчивый, Маркин был незаменим при переговорах на продпунктах, при добывании «доппайка». Жора Пешехонов был неразлучен со своей трехрядкой. Коренастый, конопатый, с копной рыжих волос и веселыми голубыми глазами, он напоминал деревенского увальня из глубинки. Отлично пел, шутил, рассказывал забавные истории. Женщины, покидая вагон, приглашали:
— После победы приезжай к нам!
— Обязательно! — уверенно обещал он всем подряд и даже записывал названия многочисленных станций и полустанков.
Время пролетело быстро. Мы уже снова воспряли духом, однако, прибыв на завод, сразу поняли: здесь целая очередь таких, как мы. В ожидании машин занялись подготовкой новичков к перелету. Изучали маршрут, стокилометровую полосу вдоль него, ориентиры, посадочные площадки, типичные погодные условия…
Подходил к концу май. Сколько же можно ждать? С заводского аэродрома один за другим поднимались самолеты, а очередь продвигалась удручающе медленно. Наконец наступил и наш праздник. 2 июня шестерка ДБ-3ф взяла курс на запад. Сначала перелет проходил успешно, потом мы застряли. Только на шестые сутки погода позволила вылететь с аэродрома. В этот раз увидели Байкал во всей его красе: голубая, искрящаяся на солнце чаша в зеленой оправе тайги, разноцветные скалы, отраженные в зеркальной воде, серебряные ленты речек…
Следуем известным маршрутом. И вот, наконец, последний бросок с аэродрома на Урале. Летим на высоте восемьсот метров, погода прекрасная, настроение еще лучше. И вдруг я почувствовал неладное, показания приборов нормальные, но что-то мешает, тревожит…