Но он собирался быть в воздухе, элитным воином. Он прошел обучение, потел и истекал кровью вместе со своими братьями, и доказал, что способен думать на ногах, а также пережить все, что немцы бросили на него. Он пропустил вторжение в Нормандию, пропустил поездку в Германию, но скоро он будет в Европе и будет сражаться, чтобы освободить мир от безумия Гитлера.
Элджин ушел, унося с собой свой запах.
- Мне должно быть страшно, - сказал Грилло, обращаясь к потолку.
- Я тоже должен бояться, - сказал Бауман, - но я не боюсь. Я готов сражаться.
- Может быть, нам стоит пойти выпить. Не помешало бы выпить немного бурбона из Кентукки, прежде чем мы отправимся на войну, - сказал Грилло.
Внезапно это показалось отличной идеей. Он спустил ноги с койки и пошел за курткой. Немного выпивки не помешает. Он попрощается с ними еще раз, а утром ляжет спать в самолете.
- Почему нет? Давай пойдем, опрокинем несколько рюмок и поговорим об Элджине, - сказал Бауман.
Пара покинула казарму пружинистыми шагами, прекрасно понимая, что, вероятно, это был последний раз, когда они когда-либо видели друг друга.
2: Бер
Деревья над головой отбрасывали тени на холодную твердую землю, пока сержант Хайнц Бер изучал пучок подлеска, который каким-то образом пережил ледяной холод. Он бросил конверт, в котором были приказы его подразделения, и засунул само письмо в карман пиджака. Отсутствие огня означало, что сжечь бумагу было невозможно. Ему следовало разорвать ее на куски и закопать, но земля была слишком твердой.
Его лицо было гладко выбрито, но это было сделано ценой применения бритвы в минусовую погоду. Его щеки и подбородок горели, как будто их до крови поцарапали теркой для сыра. Просто еще одно страдание, которое приходится терпеть в ожидании следующей битвы. Было важно не отставать от своих людей, но в этой войне все усилия казались тщетными.
Его боевая одежда была кое-где сшита, а куртка промокла насквозь. Его ботинки волочились по земле, когда он шел, и он не чувствовал пальцев ног. Он давно уже перестал испытывать отвращение к собственному запаху - и к запаху своих людей. В последний раз он принимал ванну незадолго до битвы под Сен-Ло[4]. Он получил пулевое ранение в плечо, но медику удалось предотвратить инфекцию. Видимо, Бог счел нужным позволить ему сохранить свою конечность.
Он достал листок бумаги и снова перечитал письмо, которое получил два дня назад.
1-я рота, 9-й полк, 2-я десантная дивизия.
Приказ полку № 54 от 16 декабря 1944 года.
Ежедневный приказ Верховного Главнокомандующего Западом.
Солдаты, ваш час настал! В этот момент против англо-американцев началось сильное наступление. Мне больше не нужно вам ничего рассказывать. Вы сами это чувствуете. Мы ставим на кон все.
К письму было добавление, написанное торопливым почерком от руки.
Как солдаты Третьего рейха, вы награждены сывороткой чрезвычайной важности. Наш отдел передовых наук привезет ее до того, как мы начнем нашу славную атаку. Содержащийся в сыворотке препарат придаст вам неслыханную силу и доблесть на поле боя. Ваши солдаты могут быть уверены, что эффекты более сильны, чем "Первитин"[5]. Все командиры должны убедиться, что их люди получили сыворотку. Вы несете в себе священный долг отдать все свои силы, выполнить все, что в ваших силах, для нашего Отечества и нашего фюрера!
Сержант Бер дал зарок отказаться от "Первитина" после того, как пристрастился к таблеткам в течение шести месяцев, сражаясь на Восточном фронте. Когда он впервые попробовал чудо-лекарство, он поклялся, что никогда не чувствовал себя таким живым и сильным на поле боя. Он был в состоянии бодрствовать почти двадцать четыре часа и оставался начеку все это время.
Но потом от чувствовал себя разбитым. Он почувствовал тяжесть.
На следующий вечер он проспал под артиллерийским обстрелом, из-за которого половина его людей не спала. Снаряды ревели всю ночь, в то время как "кричащие друзья", они же 30-сантиметровыe "Ишаки" 42[6], обрушивали шквал за шквалом. Когда он проснулся, у него ужасно болела голова, боль которую не могли облегчить ни кофе, ни аспирин.