— Юрий Горохов, — грозно начала она, — твой поступок недостоин звания советского спортсмена, а тем более комсомольца.
— Спортсмена, комсомольца… Ну что ты, Аня, делаешь из мухи слона! — Борис Владимирович стоял в дверях, растирая свою широкую спину полотенцем; он, видно, вышел из душа — капли воды блестели на его словно вырезанном из коричневого дерева теле. — Ведь это же в конце концов произошло не на соревновании.
— А ты не думаешь, что твой либерализм может привести к тому, что Горохов или кто-нибудь другой выкинет подобный номер и на соревновании?
— Я не оправдываю Юру. Я тоже возмущен. Но в то же время, если как следует разобраться, в его поступке есть что-то по-настоящему товарищеское… — Борис Владимирович задумчиво прищурился, и мне даже показалось, что в глазах его мелькнуло выражение нежности. Он вдруг положил руку на сильное смуглое плечо жены. — Эх, Аня! Молодость проходит, мы черствеем и многое забываем. Вспомни Чижика.
И тут произошло неожиданное. Четырехкратная чемпионка, неумолимый председатель судейской коллегии, строгая ревнительница правил и инструкций вдруг смутилась и улыбнулась. Так улыбнулась, что я впервые понял: Анна Павловна еще молода и красива.
— Оставь, пожалуйста… — покраснев, сказала она и какой-то, особенно легкой походкой вышла из раздевалки.
Борис Владимирович сел на табурет и накинул на плечи полотенце. Он улыбался каким-то своим мыслям. Потом вздохнул и почему-то покосился на дверь.
— Только вы лежите, соблюдайте правила отдыха, а я вам расскажу про одну девушку, которая кое-чем походила на нашего Юру. Мне кажется, рассказ будет к месту.
Ясно, что мы навострили уши, а Юра даже привстал с кушетки, но Борис Владимирович погрозил ему пальцем, а потом закрыл глаза и заговорил:
— Помню далекое солнечное утро — ни облачка, ни ветерка. Вижу морской причал и худышку-паренька с фанерным чемоданишкой в руке и, вероятно, с таким же светлым упрямым хохолком на голове, как у нашего Юры. Парнишка хмурил лицо и старался держать плечи повыше: он думал, что так выглядит старше своих восемнадцати лет. Наверно, тот паренек был очень смешной, потому что вахтенный матрос развел в улыбке выгоревшие до цвета мочалки брови и крикнул: «Старшой! Роман Петрович! До тебя здесь один чижик пришвартовался». А двое мальчишек, что сидели на причале, свесив в воду ноги, засмеялись: «Верно, чижик! Смотри, как нахохлился!»
Тут появился худощавый дядька в белом кителе. Форменная фуражка на нем была мятая, старенькая, а лицо длинное и сильно загорелое: ни дать ни взять — жёлудь. Он с ходу спросил у паренька: умеешь ли, мол, плавать? А тот еще больше нахохлился: «У меня разряд. Вот моя книжка. Я вчера приходил, оставил заявление». Ну, инструктор назначил тому чижику разные испытания, и, между прочим, с монетами. Вынул из кармана горстку и говорит: «Ну, зажми в кулак и ныряй. Тут вода чистая, пересчитаешь. Да камушек со дна прихвати». Борис Владимирович прервал рассказ и покосился на меня. Ребята заулыбались: каждому из нас в свое время наш тренер назначал такое испытание. А я, помню, еще ошибся на десять копеек.
— Старшой остался доволен тем пареньком, — продолжал Борис Владимирович, — «Легкие, — говорит, — у тебя хорошие, и в плечах ширина намечается». Усадил его рядом с собой на груду пробковых поясов и принялся расспрашивать: «По объявлению пришел? А чего ищешь? Заработки здесь небольшие. Может, просто отдохнуть и позагорать решил?» Парнишка отвечает: «Я работать буду, Роман Петрович, честно! И тренироваться… А осенью поеду в институт физической культуры, добиваться. Мне без плаванья не жить!»
Вероятно, тот паренек любил наш спорт так же, как и вы, чемпионы. И, наверно, когда он говорил эти слова, его голос звенел, как и у каждого из вас, когда вы впервые пришли ко мне проситься в команду. А старшой, видно, был душевный человек. Он этак по-хорошему прищурился. «Понимаю, — говорит, — романтик своей будущей профессии. Без этого нельзя, наше дело любить нужно. Тут халтура может стоить человеческой жизни. Первую медицинскую помощь знаешь? Как делать искусственное дыхание, как оторвать от себя руки утопающего? Здесь не бассейн — море, волна».
Ну, парнишка начал уверять, что справится, не сомневайтесь, мол, Роман Петрович. А тот говорит: «Есть тут один пляж — два санатория, пионерская турбаза, — я из-за того пляжа по ночам не сплю. Да что поделаешь, людей не хватает… Пойдешь туда спасателем. Только хохолок этот, ну, что ли, помадой смажь, чтобы не торчал. Авторитета больше, а то и впрямь чижик».