Василий Кузьмич сидел в заводской столовой и грел пальцы о стакан чая. Рядом лежал принесенный из дому завтрак. Входная дверь хлопнула, и вместе с клубами пара вбежала девушка. Она была в одном платье, только шерстяной платок, покрывающий голову, перекрещивался на груди и был завязан сзади большим узлом.
Светлая прядка волос прилипла к вспотевшей от быстрого бега щеке.
Девушка встала в очередь в кассу. Она нетерпеливо переступала ногами в маленьких серых валеночках и все время торопила стоящих впереди.
Василий Кузьмич дождался, пока она отдала талоны официантке, забрал свой чай и пересел за ее столик.
— Здравствуй, дочка, — сказал он, улыбаясь всеми морщинами, — можно мне тут присесть? Я поругать тебя хочу.
— Меня? — удивилась девушка. — За что же?
— За то, что по морозу голышом бегаешь. Мое дело, конешно, сторона, только так ведь простудиться насмерть можно, — Василий Кузьмич пожевал губами и вздохнул. — Была у меня младшенькая, такая же, как ты, красавица и вот этак же озоровала. Ну, простудилась и померла…
Дезушка испуганно взмахнула длинными ресницами и сочувственно поглядела на Василия Кузьмича. Принимая от официантки тарелку супа, умоляюще попросила;
— Любочка, миленькая, тащи сразу второе.
Она, обжигаясь, начала быстро есть и очень серьезно сказала:
— Я не озорую — необходимость заставляет: в пальто бежать тяжело, а перерыву всего один час. — Лицо ее озарилось светлой нетерпеливой улыбкой. — Вот пообедаю и побегу в ясли сына кормить.
— Так ты, дочка, мамаша, стало быть? — удизился Василий Кузьмич.
Она гордо кивнула, но вдруг нахмурилась. — Люба, а нельзя ли мне манную кашу с молоком или сырники. Мне острого нельзя.
— А что я сделаю, Аленушка, раз в меню нет, — развела руками официантка.
Василий Кузьмич покачал головой:
— Слушай, дочка, ведь ясли у седьмого корпуса — отсюда девятьсот метров, я по спидометру знаю. Это почти километр.
— Вот потому и бегаю без пальто, — кивнула Аленушка. — Да не я одна, — она сделала широкий жест рукой.
Василий Кузьмич огляделся. Он легко насчитал за соседними столиками десятка полтора так же торопливо обедающих женщин.
Старый шофер нахмурился и вдруг строго сказал:
— Без меня никуда не уходить.
Он встал и быстро вышел из столовой, провожаемый удивленным взглядом Аленушки.
Через несколько минут Василий Кузьмич вернулся. Он вышел на середину столовой и, сняв с головы шапку, внятно сказал:
— Которые здесь женщины, одним словом, кормящие, после обеда будут доставлены в ясли и потом обратно до цеха.
— Полно шутить! — раздался чей-то удивленный голос.
— Ты что же это — впрямь, отец? — спросила высокая молодая женщина.
Василий Кузьмич обиженно пожевал губами:
— Стар я шутки строить. Ешьте, не торопитесь, машина подождет.
Холодный мартовский ветер налетел резкими злыми порывами, гоня перед собой белую сухую поземку. Но двенадцатиметровый красавец автобус, наполненный довольными, смеющимися женщинами, плыл, словно корабль в бурю, по необъятной заводской территории. Он только презрительно пофыркивал своим стосильным мотором, да шелковые занавески легонько колыхались на ходу.
Звуки нежного вальса витали внутри сверкающего лаком и никелем кузова. Василий Кузьмич вертел ручку радиоприемника и сердито бормотал себе под нос:
— Аккумуляторы, Много ты в них понимаешь, копеечная душа.
За пять минут до гудка автобус подкатил к цеху. Василий Кузьмич отодвинул застекленную дверку и строго сказал:
— Которая тут у вас будет за старшую, подпиши путевку.
Высокая женщина — та самая, что спрашивала, не шутит ли он, — быстро подошла к кабине:
— Сейчас я тебе подпишу…
Она крепко обняла старого шофера и звонко расцеловала в обе щеки.
— А ну, бабы, давайте подписывайте все!
— Да ну вас… — отмахивался Василий Кузьмич, — мое дело сторона… Смотрите, завтра не опаздывать. Я люблю порядок.
4. «МОЕ ДЕЛО СTOPOHA…»
— Вам куда, гражданин?
— Да мне бы, милая, нужно увидать товарища Подольского, Бориса Григорьевича.
— Профессор здесь не принимает. Приходите в поликлинику по вторникам и пятницам.
— Профессор, скажи пожалуйста, — покачал головой Василий Кузьмич, — мы с ним когда познакомились, он еще доктором медицинских наук был.
Рыжеволосая девица бросила на старого шофера любопытный взгляд и засмеялась.
— Вы совершенно не разбираетесь в медицине, гражданин. — Она спрятала в стол помаду и зеркальце, закрыла регистрационную книгу и, шурша складками накрахмаленного халата, вышла из-за белого барьера. — Доктор — это значит просто доктор, а если медицинских наук, так это уже профессор. Понятно?