За такую насмешку мне захотелось тут же дать Жоре по шее, и я сделал бы это, если бы меня не вызвали к диспетчеру. Такая уж наша шоферская участь: день ли, ночь — пришел на станцию срочный груз — поезжай.
Когда целыми днями ездишь один в кабине, успеваешь о многом передумать. Но одна мысль засела во мне плотно: нужно сделать что-то такое, чтобы Лена увидела: я не хуже Феди.
Я и прежде работал неплохо, а тут, как говорят, стал нажимать на всю железку.
Если в баке кончается бензин, приходится возвращаться из степи в город для заправки, на это уходит время. Я поставил на свою машину второй бак. Или вот засорится в пути диафрагменный насос — останавливайся и прочищай. Я пристроил под капотом маленький бачок. Теперь, если насос отказывал, бензин продолжал поступать в карбюратор по резиновой трубочке. Я доезжал до места и, пока рабочие нагружали машину, прочищал насос. Я приварил к раме кронштейн и начал возить с собой вместо одного — два запасных колеса. Я сделал высокие съемные решетки к бортам кузова и, когда попадался легкий, но объемный груз, вроде того же камыша или, скажем, фанеры, увязывать его не было надобности; другие шоферы возятся с веревками, а я уже мчусь по степи к месту назначения. А для погрузки бревен, бочек и разных круглых предметов я возил под кузовом специальные жерди-покаты: из-за них на складах постоянно очереди.
Короче говоря, я научился беречь время. Я стал прямо трястись над каждой минутой. И вот однажды — как сейчас помню, во вторник, четырнадцатого октября — на перевалочной базе, когда я грузил в машину цемент, ко мне подошел какой-то парень. Он оказался корреспондентом областной газеты. Поздравил меня с успехом и сказал, что ему поручено написать обо мне.
Я так обрадовался, что впервые за целый месяц решил украсть у себя десяток минут — заехать в школу, рассказать Лене. Я подкатил к бараку на полной скорости, вошел… Д пустом классе сидела за партой старая нянечка и, чуть шевеля спицами, вязала чулок.
— Тетя Настя! А где же все? Где Лена?..
— Известно где. Вторник, пятница. С Федей Сухаревым уехавши.
— Вторник, пятница… — ничего не понимая, повторил я и растерянно огляделся.
На классной доске висел разграфленный лист бумаги:
ПИОНЕРСКИЙ ТАБЕЛЬ
1. Крахмальников Геннадий — 5.
2. Ларионова Вера — 5.
3. Мурин Иван — 5…
И так далее. У всех — пятерки. Только о моей пятерке не удалось рассказать Лене!
Я вышел из класса, сел в машину и от досады включил передачу так резко, что стукнулся затылком о заднюю стенку кабины. Не проехал я и километра, навстречу мне попался трактор. За рулем был Федя а в прицепе на камыше, нагруженном вровень с бортами, сидела Лена, как квочка, окруженная своими птенцами, и счастливо улыбалась.
«Небось когда я предлагал катать малышей на быстроходном автомобиле, так не надо. А с Федей — пожалуйста. Хотя и на каком-то тракторе!» — с обидой подумал я и даже не притормозил, пролетел мимо.
В тот день я поздно задержался на работе — готовил машину к дальнему рейсу, и, когда пришел домой, Лена уже спала. На столе лежала записка. «Олег, не осталось ли у тебя краски, которой ты недавно красил машину? Мне очень нужно. Ужин — под салфеткой».
Мне хотелось рассказать Лене про разговор с корреспондентом, но жаль было будить ее. Я принес из машины банку с остатками зеленой краски и поставил на видное место, а на обороте Лениной записки написал: «На рассвете я уезжаю в Кустанай. Посылают за электролебедками для новой шахты. Постараюсь вернуться скорей».
Я и раньше не признавал медленной езды, а теперь, после разговора с корреспондентом, и подавно стал водить машину только на предельной скорости, ведь в степи это вполне допустимо. К тому же я не люблю уезжать надолго от Лены. Поэтому я не проехал — "прошил пятьсот километров за восемь часов, как самолет прошивает небо от Москвы до Камчатки. Я примчался на завод раньше срока и поднял шум в отделе сбыта:
— Нужно сначала полностью закончить сборку лебедок, а потом уже вызывать транспорт! Нужно экономить время!
Сгоряча я еще покричал и обозвал всех бюрократами. А сам подумал: «Сейчас меня выставят за дверь». Но заведующий отделом сбыта внимательно поглядел мне в лицо и сказал уважительно:
— Извините, Олег Васильевич. Мы примем меры, чтобы выдать вам груз по возможности скорее.
И тут я увидел на его столе газету с… моей фотографией. Я взял газету в руки.
Да! Это был мой портрет. А под ним подпись:
«Олег Васильевич Светлов—передовой водитель сборной комсомольской автоколонны. Если другие шоферы делают в день 5 рейсов, то Светлов успевает съездить 6–7 раз. Подтянитесь, товарищи комсомольцы! Равняйтесь на Олега Светлова».
Я так растерялся, что стал извиняться перед всеми работниками отдела по очереди. Мне еще никогда не было так стыдно за свою грубость, как в ту минуту.
А потом я узнал, что заводские комсомольцы решили дать нашему строительству две лебедки сверх плана, и уже не горевал, что пришлось прождать на заводе лишний день.
Но вот в четыре часа утра я получил груз и пустился в обратный путь. Земля так и горела у меня под колесами. Я надеялся первым привезти в наш город газету и показать ее Лене. В глубине темно-синего неба таяли последние звезды, а на востоке одинокая тучка уже посветлела с края; ее позолотил первый солнечный луч. Наверное, он осветил и наш город.
— Передай привет Лене-е! — закричал я.
Когда твой голос в ночной степи единственный, кажется, что тебя слышно по всей земле.
Было двенадцать часов дня, когда, наконец, горизонт зазубрился буровыми вышками Степного-Рудного. Не снижая скорости, я промчался между палатками, затормозил и, держа в руке газету, выскочил из кабины.
Медленно оседала поднятая машиной пыль, стало слышно, как булькает вода в перегретом радиаторе. Вокруг было безлюдно. На стенке барака висело объявление:
«В пятницу 17 окт. на строительстве школы состоится очередное занятие по подготовке к вступлению в пионеры учеников первого класса. Приглашаются родители и все желающие. Начало в 12 ч. дня.
Комсорг Ф. Сухарев. Воспитатель класса Е. Светлова».
Я оставил машину у барака и побежал к площадке, где строилась новая школа.
Там было полно народа, потому что с двенадцати часов у рабочих комбината обеденный перерыв. Но Лену и Федю я увидел сразу: они стояли в том месте, где начиналась кладка новой стены. К ним гуськом подходили малыши; каждый нес, прижимая к груди, по одному камышовому кирпичу. Генка Крахмальников поддевал мастерком из корыта раствор и разравнивал его на стене, а Федя укладывал кирпич на место. Тут же стоял старый прораб… Он покашливал в кулак и очень часто снимал очки, чтобы их протереть.
Когда ребята подошли к Феде по третьему разу, стена поднялась на четверть метра. Это было хорошо заметно, потому что на всех ребячьих кирпичах были написаны зеленой краской — неумело, коряво — инициалы каждого школьника.
Лена громко спросила:
— Как пионерская работа, товарищ главный прораб? И прораб ответил:
— Отличная. Всем по пятерке.
Зрители закричали: «Молодцы! Молодцы!» — и стали хлопать в ладоши, а Лена обратилась к своим ученикам:
— Дети! — сказала она. — Пионером может быть только тот, кто сделает новое полезное дело. Сегодня вы увидели результат первого самостоятельного труда в вашей жизни. Вы сами собирали камыш, сами сушили и формовали его и сами заложили кирпич в стену вашей будущей школы. Пусть вы сделали пока только по три кирпича, но все вместе — это сто. Пройдут годы, вы станете комсомольцами, а потом коммунистами, а эти кирпичи с вашими именами будут прочно лежать в стене$7
— Я буду бригадиром, — сказал Генка и взмахнул мастерком.
Это выглядело очень смешно — Генка в брезентовом фартучке с мастерком в руке, но мне почему-то не захотелось смеяться, и никто из окружающих не засмеялся.