— Это будет самый экзотический снимок боевого содружества Объединенных Наций, — перевел Шверма слова американского майора. — И если эта фотография попадет к Гитлеру, то ему придется убедиться, что ближе всего к Берлину союзные армии подошли со стороны Словакии.
Выйдя из барака, мы сели полукольцом у разведенного костра и сфотографировались. Американский майор пробыл с нами около часа. Уходя, поинтересовался нашими дальнейшими планами.
— Все зависит от обстановки, — ответили мы ему. — Будьте в бригаде Пршикрыла, он вас обо всем предупредит.
Утром 2 ноября Шмидке сообщил, что он и Бацилек уходят из Клачанской долины в подполье. Несколько дней тому назад на пути к Прашивой ушел в подполье Густав Гусак. «Согласно решению в Доновалах, — вспоминает он в книге «Свидетельство о Словацком национальном восстании», — мы со Шмидке должны были перейти на нелегальное положение и нести ответственность за руководство партией».
С нами оставался Ян Шверма, который, несмотря на все ухудшавшееся состояние здоровья, продолжал вселять бодрость в повстанческих солдат и офицеров, в тех, кто проявлял колебания, у кого в этой обстановке появлялись нотки уныния, желание отойти от активных действий.
— Мы ушли в горы не для того, чтобы скрываться, — говорил Шверма. — Мы должны воевать. И мы не одни. С нами Красная Армия, с нами словацкий народ. Мы должны бить врага по примеру советских друзей. Бить, пока не победим.
Ян Шверма никому не сулил золотые горы. Напротив, он говорил, что жизнь в горах будет нелегкой, а борьба — жестокой. Но только в таком случае жизнь приобретет глубокий смысл.
Хотя состояние Швермы оставляло желать лучшего, он стойко переносил тяготы и лишения горной жизни.
После войны Людвик Свобода так написал о нем: «Таким был Ян Шверма и в Мадриде, на Арагонском фронте, на Каталонском побережье, в окопах под Бельхитом и в Эскуриале. Товарищ Ян Шверма не пропускал ни одного случая, чтобы поддержать моральный дух партизан. Он был душой большой партизанской семьи».
Могу засвидетельствовать справедливость этих слов.
4 ноября мы перешли в Солисскую долину. 7 ноября в этой долине, несмотря на близость врага, состоялся митинг, посвященный 27-й годовщине Октября. Были торжественно построены 2-я воздушно-десантная бригада и партизанские отряды, пришедшие сюда. Прозвучала клятва продолжать борьбу с гитлеровцами до победы.
Между тем стали поступать сведения, что гитлеровцы блокируют все выходы с гор. Вечером 8 ноября наши радисты приняли передачу из Братиславы о том, что генералы Виест и Голиан пленены. Разведка донесла, что противник готовит нападение и на наш лагерь. Это известие ускорило наш выход из Солисской долины. Приняли решение выступать наутро.
Ни за кого я так не беспокоился, как за Шверму. Он и так чувствовал себя неважно, а вдобавок еще простудился и уже несколько дней недомогал. Однако, стесняясь доставить нам лишние хлопоты, он молчал об этом. И вот надо уходить. Сланский отдал Шверме теплый кожух, а сам надел его пальто. Это было сделано буквально в последнюю минуту. И никто из нас не успел вмешаться. А сам Шверма не подумал, что на ходу шуба будет слишком тяжела ему, отнимет силы. Случилось и другое: кто-то по ошибке надел сапоги Яна, оставив ему сапоги меньшего размера. Запасной обуви в ту минуту у нас не оказалось. Шверма вынужден был выступить в поход в тесных сапогах, без портянок. Все эти мелочи, которые в других условиях, возможно, не имели бы сколько-нибудь большого значения, в той обстановке усугубили положение, иначе я не стал бы о них говорить.
Однако Шверма не унывал. Когда за несколько минут до нашего выступления из лагеря я обратил внимание на его болезненный вид, он шутливо ответил:
— Все хорошо, Алексей Никитович, все хорошо.
Рано утром 9 ноября 1944 года была выслана вперед разведывательная группа во главе с майором Скрипкой. В 8 часов утра колонна, в которой насчитывалось свыше 700 человек, тронулась в путь. Я стал во главе колонны.
Дул пронизывающий до костей ветер. Сильно морозило. Метель слепила глаза. Ничего не было видно в десяти шагах. Предстояло подняться в горы на два километра. Мы карабкались по скалистым, заснеженным кручам к вершине хребта Хабенец. Колонна вытянулась. Каждый стремился ступать в след идущего впереди. Вместе с другими членами ЦК Компартии Чехословакии Ян Шверма шел где-то в середине колонны.