Она поднялась.
— Пойду с детьми поговорю, — сообщила она.
— С детьми, — повторил Блок, кивая. Он знал, о каких детях речь. Помедлив, он добавил:
— Удачи.
Она пожала плечами и вышла, постаравшись не сильно хлопнуть дверью. Дипломатичность была здесь залогом выживания, и она не хотела дать ему понять, как оскорблена и разгневана его поведением. Насколько Молли была в курсе, Блок никогда не имел детей; вероятно, опасался, что получится так же, как с дочкой Молли и многими другими.
Риск, с которым приходилось мириться, выбираясь за барьеры земной атмосферы и подставляясь жесткому космическому излучению. Космические лучи, протоны солнечных вспышек, рентген, дозы от десяти до тридцати рад ежегодно. Купол отсекал самое скверное, но в периоды пика солнечной активности или мощных выбросов укрыться было негде.
Взрослым доставались раковые опухоли и выкидыши, детям — врожденные заболевания и другое, самое редкое и странное.
Спонтанные генетические изменения.
Те из почти полусотни рожденных на Марсе детей, кто провел в материнских утробах положенный срок, были в основном нормальны. У пятнадцати недоношенных ущерб обычно не имел особого значения и без труда поддавался коррекции — рудиментарный шестой палец на ноге, волчья губа, неполадки с почкой.
Обычно.
Чего никогда не поймет Блок, так это каково выносить дитя в себе девять месяцев, кормить грудью, менять пеленки, любить — и все равно глядеть на ребенка с затаенным страхом и печалью, а в иные, самые скверные дни, даже с едва уловимой ненавистью. Это меняет тебя. Меняет и тех, кто изначально попал в верхнюю процентиль, был сочтен достаточно стабильным психически, чтобы вообще сюда прилететь, и даже тех людей-кремней, кто согласился остаться здесь и не последовать за неудачниками на Землю.
Порой казалось, что возвращение было бы единственным разумным решением, что они все тут спятили, начиная от ходивших по грани паранойи, вроде неизменно бритоголового Кёртиса с его обсессивными пристрастиями, и заканчивая полными психами, которым глушили префронтальные доли коры наркотой и отправляли пахать на полях.
Она остановилась, потрогала крошащуюся стену, которая некогда была изогнута и скручена витиеватой имитацией луковичных куполов московских башен. Последние построенные жилые модули, как раз перед отлетом корабля к Земле и потерями следующих двух лет, прежде чем Кёртис снова все кое-как наладил. Спустя время выжившие утратили интерес к пенокристаллическим имитациям майянских пирамид и гигантских абстрактных иглу, а перебрались ближе к центру поселка, в уютные коттеджики и геодезические купола, которые, готов кто был то признать или нет, напоминали про Землю.
Кто-то продырявил луковичную главу камнем. Возможно, русские, а может, кто-нибудь из нормальных детей — те носились стайками в полях, проверяя на прочность пределы своего бытия. Выпадавшая внутри купола утренняя роса, местный эквивалент дождя, привела к загниванию пены, которое никто не озаботился устранить. Деградация оказалась достаточно неспешной, чтобы Молли прежде не замечала этого, но сейчас она старалась обозревать окружающее глазами землян, которые пройдут под купол через южные ворота. Глазами Риза.
Забудь, велела она себе. К тому моменту, как они достаточно освоятся, чтобы заметить наши трущобы или наших детей, у них накопится много других проблем.
Мимо пронеслась ватага — примерно полдюжины ребят возрастом от пяти до десяти лет оббегали по грязной тропе купол изнутри. Когда им это наскучит, пойдут немного родителям помогут, поработают на полях или в цехах, вечером и ночью за компьютерами посидят. Здоровые и нормальные дети, разве что слегка полноватые — марсианской гравитации не хватало, чтобы дожигать калории, — но Молли они все равно казались какими-то странными. Им так мало известно об истории, а представления о Земле настолько расплывчатые и противоречивые, что она часто задумывалась, какими вырастут дети этих детей.
Она пересекла тропу, закрылась в раздевалке, влезла в скафандр и вышла наружу.
По правую руку грациозно вздымалась к лучам восхода величественная гора Арсия. Ясным утром можно было разглядеть кромку кальдеры, почти в сотне километров отсюда и на высоте двадцати. Она однажды поднялась туда. Почти все в тот или иной момент поднимались. Подъем занял три дня; она перескакивала через скальные трещины с немыслимой на Земле легкостью, взбиралась по ледниковым языкам с одним альпенштоком, съезжала по более пологим скатам на жестком пластиковом бобе скафандра.