— Как жить-то будем теперь? — сокрушается он. — Тридцать пять лет работал на прядильной фабрике. В доме всего было вдоволь, а теперь ничего не осталось.
Гитлеровские захватчики за два года хозяйничания превратили Ярцево в груды развалин. Почти полностью были разрушены многоэтажный прядильный и ткацкий корпуса хлопчатобумажной фабрики, механический завод, взорвана плотина на реке Вопь, выведено из строя водопроводное хозяйство. После освобождения в городе оставалось не более трех тысяч квадратных метров жилой площади. Впоследствии в полку узнали, что, по далеко не полным подсчетам Государственной комиссии, ущерб, причиненный только хлопчатобумажной фабрике, составил 170 миллионов рублей.
Ко дню освобождения Ярцева из 40-тысячного довоенного населения в городе оставалось немногим более ста человек. Многие женщины и дети скрывались в окрестных деревнях, прятались в лесах. Свыше шести тысяч жителей города гитлеровцы угнали в Германию, расстреляли. Однако город жил, боролся. Многие ярцевчане сражались с врагом в партизанском отряде «За Родину». Секретарь подпольного горкома партии И. И. Фомченков был комиссаром этого отряда, а начальник ткацкого цеха хлопчатобумажного комбината К. Н. Медведев — секретарем партийного бюро отряда.
…Еще рвались снаряды и мины, еще гремели выстрелы, а автоматчики, среди которых находился Федор Аниканов, уже были на околице его родной деревни. Вот и пруд. Горит колхозный сарай, пылают ближайшие дома. Окутанный дымом, стоит подбитый танк. Со скрежетом рушатся балки крыш. Летят ввысь снопы искр.
Вместе с Федором мы подошли к его дому. Глубокими проломами, словно ранами, зияли стены. Выбиты рамы, сломано крыльцо. Неподалеку блиндаж. Вокруг — следы поспешного бегства врагов: брошенные каски, противогазные коробки, пулеметные ленты, патроны…
— Родные мои, где же вы?! — надрывно произнес Федор.
Лишь ветер гулял в раскрытых настежь дверях дома да из-под сорванных ворот доносился жалобный визг. У стены дома зашевелился черно-рыжий клубок.
— Шарик, дорогой мой!..
Пес, увидев человека с автоматом, еще сильнее заскулил, забился в нервной дрожи.
— Дурной ты, Шарик. Это же я… Ну, иди, иди ко мне…
В кармане брюк боец нащупал кусок сахару, завернутый в тряпочку.
— Держи, на…
Недоверчиво покосившись, Шарик сел. Вот он, кажется, узнал хозяина, тявкнул и, как прежде, повиливая хвостом, пополз к Федору. Солдат схватил собаку, прижал к груди, стал целовать в мокрый нос.
— Что же ты молчишь, Шарик? Говори-и-и…
Хлопнул выстрел. Обмякшее тело собаки выскользнуло из рук. Схватив автомат, боец дал очередь в пролом стены. Оттуда выпала винтовка, воткнувшись штыком в полусгнившее бревно, а вслед за ней рухнул на землю убитый гитлеровец. Перешагнув через труп, Федор вошел в избу. Вошли и мы со Степаном Головко. От разломанной печи тянуло гарью, кирпичная пыль толстым слоем покрыла провалившийся пол, стены. В углу, на полу — разбитое зеркало. Ни кровати, ни стола, ни стульев. Около двери валялся изуродованный чайник. Федор поднял его.
— Покупал с Надей в сельпо, — прошептал он.
У соседнего дома Аниканов встретил деда Ерофея — колхозного конюха. Обхватив седую голову, он сидел на обугленном бревне и плакал. Федор узнал его по неизменной суковатой палке, зажатой между колен.
— Ерофеич, где мои?
Старик посмотрел на Федора и, узнав его, махнул рукой на запад, прошамкав беззубым ртом:
— Иди, догоняй… Многих увели еще третьего дня. Сказывали, в Смоленск… А матка и братишка здесь…
— Где? Где они?
Федор взял старика за плечи, поднял и увлек за собой.
— Да не туда тянешь… Не там они…
— Где же, где?
— Пойдем, покажу.
Опираясь на палку, дед шел медленно, едва переставляя больные ноги. Федор спешил, он то забегал вперед, то останавливался, поджидая старика. Мы шли за ними. Обогнули сарай. Около старой яблони показался холмик, поросший травой.
— Вот тут, — снимая шапку, сказал Ерофей. Федор упал на землю и зарыдал.
Подошел Буланов в сопровождении группы бойцов. Все сняли пилотки. Стояли молча. Потом майор спросил, кто здесь похоронен. Когда старик ответил, майор скомандовал:
— Автоматы!
— За мать солдата! Огонь!
— За брата солдата! Огонь!
В воздухе прогремело два залпа.