В них — авиабомбы. Все подготовлено к взрыву, но произвести его фашисты не успели.
Почти всю ночь шел бой на улицах города. Гитлеровцы, засевшие в подвалах домов, яростно сопротивлялись. Штурмовая группа во главе с командиром взвода автоматчиков лейтенантом Владимиром Пащенко неоднократно пыталась подойти к полуразрушенному зданию, откуда фашисты вели особенно сильный огонь. Пащенко — опытный командир. В минувших боях был шесть раз ранен. Дважды совершал «побег» из госпиталя, долечивался в «родных стенах» части. Он говорил: «Лучшее лекарство для меня — это товарищи по полку. С ними никакая рана не страшна. Дружба быстрее рубцует раны, чем пилюли».
Штурмовой группе было придано 76-миллиметровое орудие сержанта Ивана Фролова. Здесь же находился и командир батареи — никогда не унывающий, спокойный и рассудительный старший лейтенант Владимир Ерохин. Я слышал их разговор.
— Давай, Пащенко, сделаем так, — говорил Ерохин. — Орудие Фролова поставим на прямую наводку. Ты делишь своих «штурмовиков» на две группы. С одной группой пойдешь сам, с другой — я. В темноте проникнем поближе к зданию.
— А почему ты? — возразил Пащенко. — Тебе батареей надо командовать.
— А я и буду командовать. Связиста с собой возьму, чтобы огонь корректировать. А ты со своей группой подберешься к самым развалинам. Я же с группой засяду правее и карманными фонариками отвлеку от вас внимание фашистов. По опыту знаю: клюнут они на это. А как начнут по нас бить, Фролов прямой наводкой по вспышкам из орудия ударит. Да и мне засечь огневые позиции противника необходимо.
— Рискованно задумал, Володя! — сказал Пащенко.
— Риск оправдан, Володя, — ответил Ерохин.
Смелый замысел Ерохина удался. Его группа, достигнув намеченного рубежа и укрывшись за грудой битого кирпича, стала подавать сигналы фонариками. Гитлеровцы сосредоточили на этом направлении весь огонь. Ерохин засек семь пулеметных гнезд. Он приказал Фролову накрыть неистово работающие пулеметы. И Фролов подавил их. Тем временем группа Пащенко стремительным броском ворвалась в здание. Гранатами, короткими автоматными очередями, штыками прокладывали бойцы путь от этажа к этажу. И вот взвились одна за другой белые ракеты. Это был сигнал: прекратить артиллерийский огонь. Здание наше.
В дождливой пелене лишь забрезжил рассвет, а подразделения полка уже вышли на Советскую улицу.
Раньше на углу Советской и Башенной стоял красивый двухэтажный дом. Сейчас он наполовину был разрушен. В его подвалах и на первом этаже засели фашисты. Короткими перебежками наши бойцы стремились проникнуть к дому, но падали, сраженные пулеметным огнем противника. Ближе к дому оказался разведчик рядовой Александр Шатров из третьего дивизиона артполка, поддерживавшего нас огнем.
— Гранату кидай, не медли же! — крикнул кто-то из укрытия. Но Шатров не бросил гранату: на подоконнике находилась семи-восъмилетняя девочка. Она молча глядела на бойца. Неожиданно за спиной девочки показался гитлеровец. Обхватив левой рукой ребенка, он в правой держал наизготовке автомат. Раздался треск, и над головой Шатрова просвистели пули. Девочка закричала, забилась в судорогах.
— Бросай гранату, чего медлишь?! — снова донеслось из укрытия.
Товарищи Шатрова, находясь в укрытии, не могли видеть, что происходило у окна. Они не знали всей сложности ситуации, в которой оказался разведчик. Бросить гранату — значит погубить ребенка. Однако и медлить опасно. Трудно сказать, чем бы закончился этот поединок. Но вот из глубины квартиры к окну приблизилась женщина. В ее руке торчал лом. За спиной фашиста она сделала взмах, да так, словно пыталась расколоть бревно.
— Сюда, товарищи! — услышал Александр голос женщины и изо всех сил рванулся вперед. Прыгнул прямо в окно. Он увидел лежащего навзничь с проломленной головой гитлеровца. Женщина все еще держала в руках лом, а в углу, прижавшись к кровати, стояла перепуганная, но невредимая девочка.
Догорало здание вокзала. Враг еще сопротивлялся, но над высоким зданием льнозавода уже развевалось на ветру Красное знамя.
— Сдаются! — крикнул наводчик Василий Гречишников. — Наш Смоленск!
В 1941 году Геббельс писал: «Смоленск — это взломанная дверь. Германская армия открыла себе путь и глубь России. Исход войны предрешен». А спустя два года он же, изворачиваясь, врал по радио и в газетах: «Мы сами эвакуировали Смоленск».
Смоленск!
Отсюда Гитлер грозил Москве. А сейчас фашисты, дрожа за свою шкуру, бегут, бросая технику, раненых, обозы. Парки и сады вырублены. На развороченных мостовых — трупы гитлеровцев, исковерканные танки с желтой свастикой на бортах.