Плацдарм, который занимали теперь два наших батальона, представлял собой клин, вбитый в оборону гитлеровцев. Слева и справа виднелись немецкие траншеи, а позади, в трехстах метрах — река. Противник вел плотный огонь не только по боевым порядкам подразделений, но и по переправе. Очень трудно было с доставкой боеприпасов и продовольствия. Зато восточный берег по-прежнему поддерживал нас огнем. Стрелки, укрываясь в наскоро отрытых в мерзлой земле окопах, были благодарны артиллеристам 150-го истребительного противотанкового дивизиона. Мы знали, что из этого дивизиона орудие старшины Петра Ивановича Панферова сумело переправиться через Лучессу. Правда, расчет орудия в первую же ночь подвергся нападению противника. Гитлеровцев было до взвода. Их удалось обнаружить буквально в десятках метров от орудия.
— Гранаты к бою! — скомандовал старшина Панферов.
В сторону врага полетели лимонки. А потом, когда враг начал отступать, расчет открыл огонь прямой наводкой. На рассвете из стрелковой роты сообщили: на месте, где сражался расчет, обнаружено до десятка трупов фашистов.
Мы ощущали активную поддержку и 814-го артиллерийского полка. К нам на плацдарм не раз переправлялся для организации взаимодействия командир этого полка Борис Моисеевич Котлярский, офицеры Николай Александрович Архипов, Иван Илларионович Фоминых. Они бывали в штабе и стрелковых ротах, интересовались мнением пехотинцев по части обеспечения их огневым «довольствием». Вообще артиллеристы — молодцы! В любое время суток, как только было необходимо, они незамедлительно выручали нас.
Артполк находился на противоположном берегу Лучессы и, как говорили пехотинцы, в «тылах» дивизии. Если пехоту отделяло от противника каких-нибудь пятьдесят — сто метров, то артиллеристов — до полутора километра. Но те «тылы», пожалуй, подвергались артобстрелу противника больше, чем передовая. И после каждого массированного налета люди на передовой говорили: «Нам нелегко, а им — еще труднее!»
Между нами и артиллеристами надежную связь обеспечивал сержант Иван Ларин. Четко работал артиллерист-наблюдатель капитан Гавриил Савельевич Белов, постоянно находившийся на плацдарме. Практически мы считали его офицером нашего штаба. Впоследствии Гавриил Савельевич был назначен начальником штаба 814-го артполка.
Но особенно запомнились встречи с заместителем командира артполка по политической части майором Дмитрием Михайловичем Олейнером и комсоргом этого полка младшим лейтенантом Евгением Захарьиным.
Они переправлялись на западный берег Лучессы не только для того, чтобы поговорить со связистами и разведчиками-наблюдателями, но и заглянуть к командирам и политработникам подразделений нашего полка, обменяться опытом работы.
Несмотря на многочисленные ожесточенные атаки противника, наши батальоны прочно обосновались на западном берегу Лучессы. Реку форсировали все новые и новые подразделения. Вскоре на участке земли, составлявшем каких-нибудь 400 метров по фронту и 100–300 метров в глубину, сосредоточились основные силы нашей дивизии.
Ночь я провел в пулеметной роте. А перед рассветом сюда прибыл разведчик Илья Лужнов — он разыскал меня по указанию замполита.
— Вам надо быть во второй стрелковой роте, — доложил он. — Там ждут вас из дивизии.
Кто бы мог ждать из дивизии? Скорее всего, Николайчук, комсомольский работник политотдела. Спешу. Надо успеть проскочить во вторую роту до рассвета, иначе путь перекроют вражеские снайперы.
Во второй роте и впрямь ждал Петр Лаврентьевич. И не один.
— Дубровский Николай Васильевич, — отрекомендовался старший лейтенант, крепко пожимая мою руку.
Оказалось, что в соседнем 965-м стрелковом полку выбыл по ранению комсорг Косачев. Его-то и должен был заменить Дубровский.
Войти в курс комсомольских дел новому комсоргу не так-то просто, тем более в условиях развернувшихся тяжелых боев. Конечно, помощник начальника политотдела и сам мог бы его проинструктировать и наверняка уже о многом с ним переговорил. И все же Николайчук счел нужным познакомить Дубровского с живым опытом полкового комсорга.
— Расскажите товарищу, с чего вы начинали свою работу, — обращаясь ко мне, сказал Петр Лаврентьевич.
Мне вспомнилось, что на участке нашего полка вчера находился комсорг 814-го артполка. Приняли меры к его розыску. Евгений Захарьин, как выяснилось, заночевал в воронке от тяжелого снаряда, укрывшись плащ-палаткой.