— Далеко на севере нашей страны затерялись Холмогоры, — говорил Владимир Владимирович. — Как будто обычный район. А все-таки знают о нем во всем мире — это родина великого русского ученого Михаилы Ломоносова. А возьмите Калугу. Знают о ней и в Европе, и в Америке. Назови этот город любому мало-мальски образованному человеку, и он скажет: «Там жил и творил Циолковский». Людьми прославлена наша Родина, их доблестью в труде и в бою. Кажется, невелик город Севастополь, а произнесешь его название, и перед тобой встанут чудо-богатыри времен Нахимова, славу которых приумножили в этой войне такие же советские парни, как вы. А разве не знают сейчас люди Ржев? Знают, да еще как! Знают его как город, вставший стеной на пути гитлеровцев, знают его по кровопролитным боям, где фашисты получили сокрушительный удар в марте сорок третьего, знают его жителей, не преклонивших головы перед врагом. Вот что такое Ржев! Впереди еще много городов, которые нам придется брать с бою. Идя в бой, мы должны помнить о своих родных местах, о славных делах своих великих земляков. Брать с них пример служения народу, чтобы вновь и вновь прославлять свою родину, свой родной край.
— Не подведем земляков! — проговорил Федор Аниканов.
— Я оршанец! — сказал боец с едва заметно пробивающимися усиками.
— А мы с братом из Чугуева, — с гордостью произнес седовласый сержант.
— А я из деревни, которой нет ни на одной, наверно, карте, и никто из односельчан не прославился, — сказал Сенько. — Но я думаю так: пусть для каждого из нас слова «я — ржеветянин», «я — оршанец», «я — чугуевец» звучат так же гордо, как «мы — ярцевчане», «мы — из Севастополя», «мы — из Кронштадта».
— Советские люди, — продолжал Залесский, — уважают национальные черты характера и обычаи трудящихся других стран, высоко ценят достижения зарубежной науки, техники и культуры, но больше всего ценят свою Родину. Вот послушайте, как писал об этом выдающийся русский писатель Салтыков-Щедрин: «Перенесите меня в Швейцарию, в Индию, в Бразилию, окружите какою хотите роскошною природой, накиньте на эту природу какое угодно прозрачное и синее небо, я все-таки везде найду милые мне серенькие тоны моей родины, потому что я всюду и всегда ношу их в моем сердце, потому что душа моя хранит их как лучшее свое достояние».
— Хорошо сказано, — заключил Сенько. — Прямо в точку.
«Клуб» охотно посещали не только бойцы, но и офицеры. Командир взвода минометной батареи старший лейтенант Кармановский, возвратившийся из госпиталя, написал для клуба портреты полководцев прошлого — Александра Невского, Суворова, Кутузова. Потом он создал несколько портретов бойцов и офицеров, наиболее отличившихся в боях. Получилась своего рода картинная галерея.
В «клубе» время от времени демонстрировались кинофильмы. И тогда в зал собиралось так много людей, что приходилось сидеть вплотную друг к другу и на коленях товарищей. Здесь проводились и офицерские собрания, на которых нередко бывали командир дивизии, начальник политотдела.
И, конечно же, в «клубе» собирались комсорги рот, батарей, сержанты и старшины, чтобы обсудить текущие дела. Запомнился один из сборов младших командиров, на котором присутствовал командир полка. Речь шла о воспитании волевых качеств у сержантов. Желающих выступить было много. Приводились примеры из практики. Спорным оказался вопрос о целесообразности того или иного решения, принятого младшим командиром, и способах его реализации. Одни заявляли, что коли решение принято, то волевой командир не отступит от него, добьется его осуществления. Раздавались возгласы: «А если решение неверное?» Те, к кому относилась эта реплика, отвечали: «Если командир меняет ранее принятое решение, то он безволен». Кто знает, к чему бы привела эта дискуссия, если бы в заключение не выступил Петр Викторович.
— Интересную вы тему подняли, а подходите к ее разрешению односторонне. Не только в суждениях, но и в делах надо иметь гибкость. Если командир принял решение — обязан добиться выполнения. Но жизнь-то не стоит на месте, она все время вносит коррективы. И правильно поступит тот командир, который с учетом изменившейся обстановки подправит свое решение. Вот в этом-то и есть одно из наипервейших волевых качеств. По себе сужу: любой предстоящий бой представляю, но, чтобы отдать приказ батальонам, каждое его положение с начальником штаба и его помощниками оттачиваю. Ведь в решении командира — судьбы человеческие, от него во многом зависит исход сражения. Отдать приказ надо толково, чтобы люди поняли, всем сердцем восприняли поставленную перед ними боевую задачу…