На заседании бюро мы договорились еще об одном, на мой взгляд, полезном деле. Решили в каждом подразделении оформить карты, показывающие боевой путь полка от Ярцева до Познани, и проводить около них беседы с воинами.
С тяжелыми боями мы шли на запад по территории Польши.
Западнее Познани батальон Кряжева вступил в сосновый лес. Продвижению мешали завалы, хитро подстроенные ловушки из мин. В зарослях разведчики обнаружили большую группу местных жителей, скрывавшихся от гитлеровцев. Здесь были старики, женщины, дети. Увидев советских воинов, они со слезами на глазах обнимали и целовали своих избавителей, спешили рассказать нам о тех лишениях, которые перенесли за годы оккупации.
В каждом освобожденном населенном пункте к командованию полка являлись делегации местного населения. Они от всей души благодарили советских воинов за мужество и отвагу, проявленные в боях с фашистами, клялись в вечной и нерушимой братской дружбе, рассказывали о зверствах гитлеровцев.
Мне на всю жизнь запомнилась встреча с польскими крестьянами одной из деревень. Едва наш штаб разместился в доме учителя, как сюда начали стекаться местные жители.
— Проходите, проходите, — приглашал их полковник Додогорский. — Усаживайтесь.
— Дзенкую, пан, — ответил за всех поляк с перевязанной платком рукой. Из-под его густых седых бровей смотрели усталые глаза; на широком лбу глубокими складками легли морщины.
— Я солтыс[11] деревни, — представился старик. — Жители поручили мне приветствовать в вашем лице всех советских братьев. Если пан полковник согласен, мы разместим все ваше войско по хатам.
За спиной старосты послышались одобрительные возгласы.
— Спасибо, — поблагодарил Петр Викторович и осведомился, почему рука уважаемого старосты перевязана.
— Сын у него в Войске Польском… Гестаповцы пытали солтыса, — ответила женщина, закутанная в шаль.
Поляки рассказали, что многие жители деревни угнаны на каторгу в Германию, десятки людей погибли в Майданеке. Указав на одну из женщин, староста сказал:
— Вот пани Кшесинская чудом уцелела.
В те дни в нашей печати уже появились первые сообщения о страшной «фабрике смерти», созданной фашистами неподалеку от города Люблин. И вот перед нами — одна из жертв этой «фабрики».
— Вы были в Майданеке? — спросил Залесский, обращаясь к женщине.
Она как-то сразу сжалась, словно боясь удара. Из-под платка серебристой полоской отсвечивали волосы. Сквозь бинт, плотно прилегающий к щекам, проступала кровь. Казалось, она вся горела. Ее худенькие плечи нервно задрожали, на глазах появились слезы.
— Простите, не могу вспомнить без страха… Натерпелась, — проговорила она и разрыдалась.
Соловьев налил в кружку воды, подал ей, но женщина отстранила его руку и, поправив платок, низко опустила голову.
— Не расстраивайтесь, пани, все, что было, теперь прошло. Русские с нами, — успокаивал ее староста и, обращаясь к присутствующим, сказал: — Пани Кшесинская была отправлена в Майданек с полгода назад, когда гестаповцам стало известно, что ее сын Стефан — командир партизанской группы. Недавно каратели схватили несколько партизан и ее сына. Ох, как пытали они Стефана! Но он ничего не сказал, никого не выдал. Тогда из Майданека привезли пани Кшесинскую. Ей сказали: «Если заставишь сына говорить, он будет жить, если будет молчать — и ему и тебе смерть». Но пани не стала принуждать Стефана к измене. Тогда они каленым железом начали жечь ее лицо. Она вынесла и это. На ее глазах фашисты повесили Стефана, а ее бросили в ров вместе с расстрелянными партизанами, думая, что она умерла…
Когда староста закончил свой взволнованный рассказ, полковник Додогорский подошел к женщине, нагнулся и крепко поцеловал ее в лоб. Она пыталась стать перед ним на колени, но Петр Викторович удержал ее и усадил на место.
— Бойцы должны знать о Стефане, о вас, пани Кшесинская, о вашем мужестве. Мы расскажем им, — проговорил майор Соловьев. — Я понимаю, что вам нужен сейчас отдых, покой, но, если можете, расскажите хотя бы коротко о том, что творилось в Майданеке.
— Об этом не расскажешь сразу, — ответила она. — Слишком много людей там погибло. Там были русские, поляки, украинцы, французы, бельгийцы, греки, чехи… Всех, кто попадал в этот лагерь, даже грудных детей, умышленно истощали, заражали болезнями, здоровых людей держали вместе с больными. Кормили нас так, чтоб не все сразу умирали. Обессиленных людей посылали на работу, а тех, кто уставал или задыхался от непосильного труда, пристреливали…