Сержант Кравчук. (Повторяет.) Неподвижная личность моя… Неподвижная… Мой сержант Кравчук…
Две любопытные девчонки приоткрывают дверь, подглядывают.
Мария. Вон отсюда! Пальну щас!
Девочки громко закрывают дверь, сматываются.
Из учебного журнала Мария Петровна вырывает страницу, забирается на подоконник, пишет на листе химическим карандашом, некоторые фразы проговаривает вслух.
Мария. Матя!.. Матя-Матвей… Мой ангел… Матя… Весточке от тебя рада безумно, но маме… (Спрыгивает с подоконника, ходит по классу.) Маме решила не показывать. Письмо всегда с собой, а когда сплю — под подушкой. Пусть мама думает, что ты здоров. Это пока тебе так больно, мой милый. Ты привыкнешь — с одной рукой живут ничуть не хуже, ты привыкнешь. Только скорее… Я готова была, что так случится, помнишь, как страшно, когда прощались… Твои часики еще не продали. Мама жалеет их. Портки тебе хочет справить. Приезжай… тут дети в перешитых шинелях бегают, а на шапках у них вмятинки от звездочек…
Не замечает, как в танцкласс входит Марк Анатольевич. Он подкрадывается и обнимает Марию Петровну.
Марк Анатольевич. А покажите мне свои пистолеты, Мария Петровна! Шутка!
Мария Петровна отвешивает ему затрещину.
Марк Анатольевич. Чё с ума сошла? Боевая реакция сработала?
Мария. Дамская реакция. Впредь держись не ближе трех метров.
Марк Анатольевич. Понятно, война выпотрошила из вас женщину, Мария. Пусть черт за тобой ухаживает. (Находит журнал с выдернутой страницей. Поднимает его за обрывок двумя пальцами.) А что тут?.. Вот это мы обсудим на педагогическом собрании! Полагаю, здесь вы продержитесь недолго. У вас полное отсутствие педагогического таланта. Абсолютное отсутствие таланта…(Уходит, уносит с собой журнал. Мария Петровна возвращается на подоконник к своему письму.)
Мария. Матвей, приезжай скорее! Приезжай… подумаешь, рука. Так я тебя еще больше ждать буду. Я больше ведь ничего не боюсь — все у нас будет просто здоровски. Я знаю, ради чего все идет своим чередом… Ты приедешь, посмотришь, какая я стала учительница. Я — настоящая учительница, не смейся. Меня уважает директор и даже немного побаивается — ведь я у тебя такая строгая… Когда ты придешь, я тебе объясню, зачем все есть в мире, я все знаю. А нашим передавай горячий привет, скажи, что Небылица всех обнимает и целует. Высылаю тебе фоточку в платьишке — никому не показывай. Лучше вспомнить и посмотреть, чем посмотреть и вспомнить, Матвей. Сержант Небылица Мария.
В танцкласс вбегает Галина.
Галина. Мария Петровна! Мария Петровна! Хочешь чаю с сахаром? И с этим!.. Как его!.. Молоком!
Мария. А чего вы еще туда насыпали, тетя Галя?
Галина. Мария Петровна! Марк Анатольевич только что убедился, что у тебя вздорный характер! Он так мне и передал! Я тебя расцелую щас!.. Он, когда от тебя шел, надел шляпу, остановился на лестнице, по-мужски выговорился, а потом сказал: «Кстати, Галина Сергеевна! Готовь паспорт! Мы с тобой идем регистрироваться!» Я чуть не грохнулась! Ты понимаешь? Вот так-то! Наконец-то!!!
Мария. Я очень рада, Галина. Курить хочется…
Галина. А твой скоро?
Мария. Скоро.
Галина. В чем встретишь, приготовила?
Мария. В платье в этом, в чем?
Галина. Это же его матери! Я сошью тебе баское, басчее платьишко, я умею, любого спроси. Галина Календарева — Красной армии обнова! У меня даже машинка есть! И выкройки!
Мария. Да не надо…
Галина. Я же не бесплатно! Чуть подешевле, чем всем.
Мария. Но денег нет, есть хлебные карточки.
Галина. Ну вот и отлично, пусть хлебные карточки. Завтра снимаем мерочки! Чаю пойдешь, выпьешь?
Мария. Нет, покурю лучше.
Галина. Чё, здесь?
Мария. Окно открою. А что он про мой характер сказал?
Галина. Такое повторять неудобно…
Мария. Валяй, не обижусь.
Галина. Сказал, что тебе контузией все мозги выбило, и ты невменяемая, и тебе детей доверить нельзя, а уж тем более своих родить опасно… И все в таком духе. Наверное, тебя уволят…
Мария. Наверное…
Галина убегает звонкими шагами вниз по лестнице. Мария Петровна курит в открытое окно.
Сцена четвертая
1947 год. Весна. Мария Петровна и Ленка моют в танцклассе.
Мария. Откуда столько грязи — вроде и дождя не было, вроде и разуваться заставляю, откуда грязи столько?
Ленка. Натаскали…
Мария. Оставь. Иди лучше подоконники протри!
Ленка протирает подоконники, Мария Петровна драит пол. Ленка замирает: на подоконнике лежит кирпичик хлеба.
Ленка. Мария Петровна, а куда его убрать?..
Мария. Кого?
Ленка. Ваш хлеб…
Мария. Да пусть там…
Ленка. Пусть… (Смотрит на хлеб.)
Мария. Ты отломи себе хлебца, отломи!
Ленка. Да мне и не хочется…
Мария. Отломи, пожуем вместе! Жуй, уплетай.
Ломают, едят.
Ленка. Мы с вами подъели как его… Совсем крошечный остался…
Мария. Будет день, будет и пища!.. Доедай.
Входит Марк Анатольевич.
Марк Анатольевич. Быстро-быстро! Педсовет!
Мария. У нас уборка, Марк Анатольевич — видите?
Марк Анатольевич. Ваше присутствие необходимо, я имею кое-какие претензии!
Мария. Я тоже имею претензии! Весь учебный год занимаемся без аккомпаниаторши! Сколько раз обещали нам аккомпаниаторшу из области выписать! Даже на захудалое пианино не расщедрились!
Марк Анатольевич. Будет, будет вам и аккомпаниаторша, и захудалое пианино! Быстрее на педсовет! (Исчезает за дверью.)
Мария. Какой педсовет? Зачем педсовет? Лен, длинные у меня волосы выросли? (Пытается собрать пряди на затылке.)
Ленка. Не очень…
Мария. Жалко.
Ленка. Еще вырастут вот такие, Мария Петровна! (Показывает.) У вас такие были, пока в танке не сгорели, да же? Вот досюда?
Мария. Точно-точно! Нет… Чуть-чуть короче. Вот такие. И кудрявые.
Ленка. А цветом?
Мария. Огненно-рыжие, почти как знамя…
Ленка. Когда горели?
Мария. Дура!
На весь коридор слышится крик Галины Сергеевны. Хрипло откашлявшись, она появляется: еще более полная, румяная, а из прически торчат две атласные розы.